Во время чтения рекомендуется прослушивание
органного произведения Иоганна Пахельбеля «Ciacona d-mol».
Письмо пришло в пятницу: «Приезжаю в воскресенье проходящим в 14 часов. Встретишь? Мишка».
Вовка хмыкнул. Вот-те раз! Мишка написал. Ему! С чего бы это? Что — не к кому больше прицепиться было? Это после-то трёхлетнего молчания. Засел у себя там в Москве, писем не писал, не звонил и обратно не приезжал, а если и приезжал, то ни разу о Вовке и не вспомнил. А тут вдруг — на тебе!
Было за полночь, родители уже десятый сон видели, а Вовка сидел в своей комнате у компьютера и думал, что бы ему такого написать в ответ Мишке. Может, что болеет или что как раз в это воскресенье его внепланово на работу вызвали... Нет. Может, в деревню поехал? Хотя какая деревня в марте? В любом случае, раз уж решил написать, значит, и не отделаешься от него. Что толку «откреститься» от воскресного обмена любезностями на вокзале — всё равно позвонит и «набьётся» в гости. Ладно уж... И написал: «Встречу. Вовка».
В воскресенье за пятьдесят минут до прихода поезда Вовка вышел из дома и побрёл к остановке — сесть на прямую маршрутку до вокзала. Хотя на улице был март, и весна уже вроде как пришла — пели птички и светило солнышко, — но зима всё-таки решила немножко подзадержаться, то ли назло весне, то ли так, от нечего делать: земля ещё оставалась покрытой слипшимся снегом и льдом — серыми от впитанной грязи, твёрдыми и местами очень скользкими. Вдобавок дул сильный ветер: не такой, что срывает шапки и мешает ходить, но достаточно холодный, чтобы как следует исколоть лицо ледяными иглами. Вся эта поганая ситуация с погодой очень подходила ко дню приезда Мишки. Так бы и сидеть дома с книжкой, ан нет — иди, встречай, разговаривай, удивляйся и так далее, и тому подобное!
По снежному настилу — не понять, где дорога, а где нет, — Вовка вынырнул из серого скопления многоэтажек и пошёл вдоль частного сектора. Старенькие, обветшалые домики с покосившимися облезлыми заборчиками. Проходя мимо очередного, Вовка посмотрел на крышу сарая, одной стеной выпирающего из-за забора. Высотой сарайчик был не больше самого Вовки, и ничего примечательного в нём, в общем-то, не было: белая, вернее, уже серая от пыли коробка с плоской крышей. Но не в нём самом дело. Вовка вспомнил, как не раз видел на крыше двух небольших псов: один из них, звавшийся Стёпкой, жил в этом дворе, а второй, видимо, приходил к нему в гости. Стёпка, кудлатый рыже-серо-чёрный пёс с бородкой, которая одно время свисала несколькими слипшимися косичками, пока их не отстригли, частенько отирался около овощного ларька неподалёку: видимо, там ему давали поесть, и, видимо, что-то съедобное, если только он не вегетарианец. Второго же пса, белого с чёрными пятнами, висящими ушами и тоже бородатого, Вовка видел несколько раз исключительно в компании Степана на крыше. Не следует думать, что друзья просто так торчали на сарае и грелись на солнышке. Нет, они занимались очень важным делом: притаившись, ждали очередного прохожего и облаивали, когда тот подходил к сараю! Просто для развлечения, доставляли себе маленькую радость в жизни. Не всё же по помойкам шастать.
Сегодня друзей на сарайчике не было, и Вовка, не замедляя шага, прошёл мимо. Вдоль ряда мусорных баков, где мусор лежал не только в них самих, но и кучами вокруг: люди почему-то не любят сваливать отходы своей жизнедеятельности в то место, которое для них предназначено. Они стремятся отыскать своё, лучшее, по их мнению, место для мусора. И не обязательно это должен быть мусорный бак, и даже не обязательно это место должно находиться рядом с баками. Оно может быть где угодно — у каждого оно своё. Встав на задние лапы, в один из баков заглядывала рыжая собака. Вероятно, искала, чем бы поживиться. Причём дело надо было делать скорее — подбирался конкурент: в соседнем баке копался небритый дед в старом плаще и ушанке, искал себе что-нибудь на ланч.
Маршрутка подъехала не сразу, пришлось подождать минут десять. Не страшно — на вокзал он успевал. Устроившись на мягком сиденье, Вовка уставился в окно — не на пассажиров же пялиться, в самом деле! Можно, конечно, и на них, но кому только это понравится — когда на него смотрят в упор, да ещё и с выражением презрения на лице? Конечно, это не культурно: ставить людей в неловкое положение, когда они начинают искать какие-то изъяны в своём внешнем виде, но иногда так хочется доставить неудобство какой-нибудь лошадинолицей пассажирке с «вытравленными» белыми лохмами и такими пустыми глазами, что кажется, будто она и знать не знает, что такое мысли. В такие моменты невольно вспоминается анекдот: «„А голова вам зачем?“ — „А я ей ем“».
Постепенно Вовкины мысли вернулись к причине его нахождения в маршрутке — к приезду друга Мишки. Хотя, по правде говоря, другом назвать его было нельзя: друзей у Вовки вообще не было. Так — знакомые, приятели... Те, кто в бытность свою мог называться этим словом, после окончания совместной учёбы куда-то подевались. Все работают, ни у кого нет времени даже на телефонный звонок, не то что на встречу. А звонишь им сам, говорят: «Знаешь, я сейчас занят: у меня гости/подружка/работа. Я тебе сам перезвоню через час/завтра/на неделе». Естественно, звонка можно ждать месяцами, и не факт, что дождёшься.
А Мишка... Что Мишка? Он и во время учёбы не особенно часто и долго с ним разговаривал. Мишка был достаточно замкнутым, тихим, и предпочитал слушать разговоры других, а не говорить. Невысокого роста, плотного телосложения, постоянно лохматый, он сидел на лекциях обычно где-нибудь с краю, и редко кто обращал на него внимание. Чем Мишка занимал свободное время — трудно сказать. Что-то читал, что-то смотрел. Чётких предпочтений у него не было, а о том, что читает в данный момент, узнать было непросто — слишком туманно он отвечал на вопросы товарищей. Какое-то время увлекался философией, в том числе и религиозной. Читал Блаватскую, Кастанеду, «Розу мира» Даниила Андреева. Потом — психология, социология, а в последний год учёбы, разбирая учение дона Хуана, стал интересоваться наркотическими веществами — грибами псилоцибами, «Туссином» и другими галлюциногенами. Но вот — дипломы получены, и Мишка как в воду канул. Только через некоторое время Вовка узнал, что тот уехал в Москву искать какую-нибудь работу. Теперь вот вздумал приехать, и не знаешь, как себя с ним вести, о чём говорить...
Вокзал. Вовка стоял у лестницы ко входу в здание и ждал, когда появится Мишка. Он не сразу узнал его. Гладко причёсанный, выбритый и даже одетый как-то гладко — чёрное длинное пальто, кашне с рисунком, — Мишка больше походил на типичного корпоративного служащего, чем на себя трёхлетней давности. «Надо же!» — подумал Вовка и шагнул вперёд. Растянул губы в улыбке и протянул приветственно руку. «Он ещё больше потолстел», — заметил Вовка, пожимая пухлую кисть широко улыбающегося приятеля.
— Гляди-ка, — удивился Мишка, — бородку отпустил! И усы. Надо же!
— А ты побрился и причесался, — парировал Вовка.
— Да. Работа такая: нужно хорошо выглядеть, чтобы люди хотели с тобой общаться.
— Мм... — промычал понимающе Вовка. А про себя подумал: «Ну, точно — корпорация». — Ты куда сейчас? К родителям?
— Нет. К ним — вечером. Сейчас на квартиру: мне тут наши квартиру на месяц сняли. Я же не просто так в Воронеж приехал, а в командировку. Вот — ключи в камере хранения оставили и адрес. Это где-то в Северном. Посмотри — может, ты знаешь?
Мишка покопался в левом кармане, в правом и наконец выудил смятую бумажку с адресом. Вовка взял, посмотрел.
— Да. Это я знаю. Здесь прямая маршрутка есть. Пошли.
Сели. Автобус тронулся. Понимая, что надо как-то прервать неловкое молчание, Вовка спросил первое, что пришло в голову:
— Как Москва?
— Живёт, — улыбнулся Мишка. — Бурлит.
— Мм... —- опять промычал Вовка.
Москва ему никогда не нравилась. Вернее, не понравилась сразу, как только он её увидел. До поездки Вовка представлял столицу как город из старых советских фильмов: светлый, чистый и уютный. На деле всё оказалось по-другому. Холодный, серый, с нависающими зеркальными высотками город создавал впечатление чего-то неживого, появлялось ощущение потерянности в водовороте людей, машин, сверкающих витрин и рекламных плакатов. И ещё этот невыносимо загрязнённый выхлопными газами воздух, после которого воронежский первое время казался Вовке чистым деревенским. В столице он пробыл месяц — проходил практику в одном из научных институтов, — и больше не захотел туда возвращаться.
— А Воронеж как? — в свою очередь поинтересовался Мишка.
— Тоже потихоньку... Загнивает.
С каждым годом город становился всё более похожим на Москву: повсюду появлялись новые магазины, на любом пустом клочке земли умудрялись выстраивать современные высотки, сверкающие зеркальными стенами, старые дома вместо того, чтобы реставрировать, разрушали. Даже многие памятники, ранее величественно возвышавшиеся на фоне деревьев и чистого неба, теперь терялись среди новостроек, отчего выглядели более чем жалко. Цены тоже постепенно приближались к московским, только зарплаты оставались воронежскими.
— Да, ты прав, — ответил Мишка. — Полное нравственное разложение, обнищание духа и моральный упадок. Так мало людей, кто задумывается над правильностью своих поступков, над чистотой помыслов. Ты совершенно прав.
— Вообще-то я немного о другом, — попытался вклиниться Вовка, но приятель его не слушал.
— В Москве то же самое: у всех в голове только деньги, деньги и деньги. А деньги — зло. Никто не хочет думать о душе, только о теле. Плотские желания порождают нечистоту помыслов. В этом вся и беда человеческого общества.
«Что он несёт?! — думал Вовка. — Какой-то религиозный бред. Где он этого понабрался?»
— Мишка, погоди — я не о том.
— А о чём?
— Да не важно уже. Так...
Ещё несколько остановок в молчании. «Какой-то он разговорчивый стал за эти три года, — подумал Вовка. — Видно, что изменился. В командировку он приехал! Хм. У самого будто не деньги на уме! А туда же. Проповедник нашёлся, блин!»
— Ты-то как поживаешь? — вдруг спросил Мишка. — Не женился ещё?
— Да нет. Как-то не случилось.
Вовка всегда был один. Не было даже более или менее продолжительных отношений ни с одной девушкой. Если кто-то ему нравился с первого взгляда, то со второго он уже находил изъяны, а если сразу не находил, достаточно было просто поговорить с девушкой, и всё становилось на свои места. Пока он ещё не сталкивался ни с одной представительницей противоположного пола, с которой было бы не только не неприятно находиться рядом, но ещё и интересно разговаривать.
— А я вот женился, — поделился радостью Мишка. На лице его опять сверкала улыбка — он был доволен собой и своей жизнью. — И работаем мы с ней вместе. Там и познакомились.
— А где ж ты работаешь?
— У-у! Об этом надо подробно. Сейчас приедем, там и поговорим: в автобусе как-то не сподручно.
— Ладно, — согласился Вовка. — А жену как зовут?
— Валя, — расплылся в улыбке Мишка. — На два года младше. С небольшим. А как мы познакомились! Просто чудо! Погоди, сейчас приедем, всё расскажу.
«Ну-ну, — подумал Вовка и повернулся к окну. — Семейка менеджеров. Теперь сюда впаривать приехал. Интересно, что они продают?»
До нужной остановки доехали молча. Вышли. Мишкин дом оказался прямо напротив.
— Да, неплохую тебе квартирку сняли, — сказал Вовка, осматривая новую Мишкину жилплощадь. — С мебелью, телевизором. Вот даже и холодильник стоит... О, и посуда есть! Это тебе повезло. Наверное, тысячи четыре выложила твоя фирма. Или даже больше...
— У меня не фирма, — подошёл Мишка. — Церковь жертвы Христовой. Слышал о такой?
Вовка еле сдержал улыбку:
— Что?! Церковь? Да-а... Значит, в сектанты заделался? С чего бы это? — а сам подумал: «Ну вот, сейчас всё и закончится: поговорим, поспорим, каждый выскажет своё мнение, и Мишка больше не пристанет с желанием встретиться».
— Причины были, — ответил Мишка. — И более чем уважительные. От такого не отмахиваются. Я пойду вещи из чемодана вытащу, а ты пока чай завари. Тогда и расскажу всё.
Когда засвистел чайник, Мишка принёс привезённый из Москвы чай в металлической баночке и пакеты с печеньями и конфетами. Всё это он кинул на стол:
— Вот, — Мишка сел и улыбнулся. — У вас тут таких нет, наверное. Бери чай — заваривай.
— Ну, давай что ли, рассказывай, — поторопил приятеля Вовка.
— Ты, я вижу, как был атеистом, так и остался. Поэтому трудно тебе будет понять то, что я скажу... Ну да ладно, все вопросы на потом оставим.
Когда я приехал в Москву три года назад, — начал Мишка, — думал, в другой мир попал. Ну, ты знаешь, ты же был там. Вот. Работу быстро нашёл, комнату снял. Жил себе потихоньку. Как-то раз случилась у нас в фирме вечеринка. Перепились все, а несколько человек и я в том числе завалились в казино, — произнеся это слово, Мишка делано поморщился, будто лимон съел. — Начали играть, а я всё оторваться не могу. Уже всё, что было, проиграл и начал просить у сослуживцев в долг. Все к тому времени более-менее протрезвели, и, в общем, никто одалживать мне не захотел. Только начальник вдруг вынимает пачку и протягивает мне. Я схватил, глаза горят, в мозгах ступор. Даже как отдавать буду, не подумал. Разумеется, проиграл всё. Оказалось, что шеф дал мне непомерную сумму, на которую надо полгода работать. Когда я осознал это на следующее утро, впал в панику: где достать столько денег? А начальник вызывает и спрашивает, мол, скоро верну ему? Говорит, сумма, конечно, большая, вот и даёт мне месяц. Ну, максимум, два. Я — в ещё большей панике. Уже и на колени перед ним бросался, и плакал, хотел, чтобы хоть полгода дал. А он — нет, мол, Миша, два месяца. Как хочешь доставай. После срока проценты пойдут, чем дальше, тем хуже будет... Кстати, Вовка, ты что ж чай-то не наливаешь? Давай, а то остынет.
Глотнув горячего напитка, Мишка продолжил свой рассказ:
— Тут уж я закрутился: за полмесяца подписал договоров больше в два раза, чем обычно. Но понял, что этим себя не спасти — набрать смогу самое большее четверть нужной суммы. Что делать? От горя пить начал почти каждый вечер. Несколько раз элэсдэ глотал, думал, хоть от депрессии на пару часов избавлюсь. Но нет: кошмары только виделись. Раз чуть под машину не попал: мужик какой-то за шиворот оттянул с дороги. Я уж тогда подумал, лучше б он не спасал меня.
Допив чай, Мишка встал и налил себе ещё одну порцию.
— Вот, — садясь за стол, продолжил он. — Как-то раз в субботу сидел я на лавочке во дворе, пил не знаю уж какую по счёту бутылку пива и раздумывал над тем, чтобы бежать из Москвы куда-нибудь на восток и затеряться там. Вдруг подходят ко мне два мужика. Чистенькие такие, в чёрных костюмчиках, с портфелями. Садятся рядом и говорят, мол, видим мы, что вам плохо, хотим помочь. И начинают рассказывать о боге, о дьяволе, о вере, о братстве своём. Пригласили к себе на семинар и ушли. Засунул я их рекламный проспектик в карман и домой подался. Вспомнил о нём только следующим утром. Прочитал. Оказалось, что семинар в этот же день. Почему, думаю, не сходить? Какое-то разнообразие в жизни должно же быть. Тем более раньше я никогда не был на христианских собраниях. Решил пойти. Людей в зале не много было: человек двадцать-тридцать. Почти все, видно, в первый раз пришли, как и я. Те же несколько, что давно посещают эти мероприятия, уже сидели с раскрытой Библией и что-то читали. Тут к доске вышел лектор и стал говорить. Ты не поверишь, когда он говорил о Христе, со мной что-то произошло, в тело начала вливаться какая-то сила, от которой становилось светло как-то, радостно. Я стал улыбаться во весь рот, сам не знаю почему. Пытался остановиться — не вышло. Никаким усилием воли не получилось. Позже мне сказали, что так действует Святой дух.
Мишка говорил, обхватив чашку с чаем двумя руками, смотрел невидящим взором вглубь себя и кротко улыбался.
«Вот до чего религия доводит, — подумал с отвращением Вовка. — Сидит как... Расслабленный, одним словом. Он бы хоть на себя в зеркало посмотрел. Так и хочется по роже врезать, чтоб очнулся».
Взгляд Мишки стал более осмысленным, он опустил голову, посмотрел на чашку и отхлебнул уже остывшего чая.
— Так стал я ходить в эту церковь. Каждый день ходил после работы. Первую неделю даже о долге своём не вспоминал. Потом как-то наедине со старейшиной остался, а он возьми да и спроси, что меня тяготит. Тут я ему и рассказал всё. Он выслушал и посоветовал уповать на бога и больше молиться. Так я и сделал. А к концу двухмесячного долгового срока старейшина отозвал меня в сторонку и протянул бумажный свёрток. Сказал, с божьей помощью община собрала эти деньги для меня на откуп Сатане. И ничего взамен не потребовал! В общем, отдал я деньги шефу и тут же уволился. Через неделю принял крещение и вошёл в общину Церкви. Так началась моя праведная жизнь.
— Ты меня, Мишка, извини, но я темнить не люблю, — твёрдо сказал Вовка. — Хватит уже. Если честно, то ты «свалился» на меня совершенно неожиданно. Я даже думал отказаться от встречи.
— Но ведь встретился же...
— Да, потому что обижать тебя не захотел. Но всё равно не знал, о чём с тобой говорить, как вести себя... Решил подождать, пока ты о себе не расскажешь. Теперь вот узнал и понял, что очень ты изменился, Мишка. Сильно изменился. Возможно, даже зря ты со мной решил встретиться. Я не смогу быть тебе приятным собеседником: слишком разные у нас взгляды на жизнь. И твоя вера эта...
— Что тебя не устраивает?
— Да всё! Ведь ты ж умным человеком был. Универ закончил. Биофак. Уж что-что, а биология с верой несовместимы просто. Конечно, тут свою роль сыграло твоё мистическое мировосприятие, твои увлечения буддизмом, Кастанедой. Положим, все эти сказки про Орла и есть сказки. Но в буддизме много мудрости, а религии никакой. Это что ж, Кастанеда так повлиял на тебя? От одной сказки к другой переметнулся?
— Бог — не сказка, — отрезал Мишка.
— Сказка и есть. Но не о том сейчас я. Как тебя угораздило в секту-то влезть? Ведь изучал же психологию, знаешь такие примитивные уловки. У человека горе, стресс. Не на что опереться. А тут добрые дядечки или тётечки, хрен с ними, подсовывают мнимую опору — боженьку с ангелочками и Исусиком! Человек готов уцепиться хоть за что-то. А эти товарищи не просто «что-то», они — сила, всё могут: и в беде помогут, и жизнь вечную обещают. А сектанты эти — люди опытные, особенно старейшины и лекторы: слабых духом знают, как обработать. Тут же у всех лицевые мышцы в улыбку сводить начинает несходящую. И ты этого не избежал. Но если б подумал, проанализировал всё! Нет, тебе дали опору, с ней хорошо, спокойно. Зачем рубить сук, на котором сидишь, правильно? Ты так думал? А тут тебе ещё и денежки дали, после чего бедный Миша понял, что бог есть, что это он привёл к нему двух дядей с портфеля́ми. И он помог общине собрать денег для помощи рабу своему Михаилу. Ты абсурда в этом не замечаешь?
— Нет, не замечаю. Ты просто не знаешь всего, Вовка. Бог есть. И я это знаю точно. После крещения мне стали сниться пророческие сны, и я стал разговаривать с ним. Он сам, разговорами со мной, доказал, что существует...
— Приехали! — воскликнул Вовка. — Даже так прямо?! В самом деле разговаривал?
— Не хочешь, не верь, — улыбнулся Мишка. — Я-то знаю, что это так.
— Нет, ты послушай. Любой психиатр скажет, что у тебя просто галлюцинации. Ты что, сам не понимаешь? Головой-то подумай! Ты просто повернулся на своей церкви, на спасении своём неожиданном. Вот откуда голоса эти. Уверовал, блин! Такими, как ты, секты и живут.
— Всё, что ты говоришь, — просто слова. У меня есть факты — я разговариваю с богом. Где твои доказательства обратного? Нет их.
— Есть! — вскочил Вовка. — Есть доказательства. О работах Персингера не читал? Ну так вот. Он установил, что если на височные доли мозга подействовать слабым магнитным полем, у человека появляется ощущение присутствия кого-то или чего-то рядом. Он проводил много таких опытов, и 80% людей ощущали это. Но то слабым полем. А если сильным?
— Но на меня же никто магнитным полем не действовал, — возразил Мишка, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди.
— Да, может быть. Хотя был случай, что одной девочке являлись по ночам привидения. Когда пригласили Персингера, он установил, что источник этих привидений — электронные часы на тумбочке у изголовья постели. Их магнитное поле и вызывало видения у ребёнка. Кроме того, колебания геомагнитного поля тоже могут быть причиной. Всё зависит от степени восприимчивости человеческого мозга.
— То, что слышал я — было слишком реально, чтобы не поверить.
— И последнее: люди с нарушением работы височных долей мозга, как, например, при височной эпилепсии, видят и слышат вполне реальные галлюцинации. Причём, в большинстве случаев, религиозного содержания. Таким образом возникла секта адвентистов седьмого дня: их вдохновительница болела височной эпилепсией.
— Всё, что ты говоришь, Вовка, конечно, интересно, — начал Мишка. — Но ведь можно и с другой стороны посмотреть: бог создал этот механизм, чтобы люди могли слышать и видеть его. А вы с вашими учёными воспринимаете это как патологию.
— Ну, нет, — усмехнулся Вовка, садясь за стол. — Сам подумай: зачем богу так изгаляться? Выдумывать какой-то специальный механизм? Бог же всемогущ, по идее. Он без всяких «механизмов» может общаться, с кем захочет. Так ведь, согласись? Или вы в своей церкви считаете боженьку не всемогущим?
— Ты прав, — согласился Мишка. — Бог всесилен, он начало и конец, он знает прошлое и будущее... Да, это правда.
— Так на кой ему такой дурью заниматься? Можешь ответить?
Мишка посмотрел на часы:
— Если он так сделал, значит, нужно ему было. Бессмысленным ничего в этом мире быть не может. Так вот.
— Пути господни неисповедимы? — усмехнулся Вовка. — Ну, что ж... Вижу, увяз ты, Мишка. Ладно, я, наверное, пойду.
Он встал и протянул приятелю руку.
— У тебя телефон-то не изменился? — спросил Мишка, открывая входную дверь.
— Нет, всё тот же.
— Я позвоню, как свободная минутка выдастся, хорошо?
— Звони, если хочешь, — Вовка вышел в подъезд. — Ну, счастливо. И подумай, кстати, о том, что я тебе говорил тут. Своим научным «биологическим» умом подумай. Совсем про него забыл, вижу... Ладно, пока.
Дверь захлопнулась.
Сев в маршрутку, Вовка вернулся мысленно к своему разговору с Мишкой. «Всё-таки удалось мне посеять в нём зерно сомнения! Да, надеюсь, он всё же подумает на досуге. Не могу даже мысли допустить, что он стал непробиваемым религиозником. Человек с высшим, а тем более биологическим образованием не может совсем отключить мыслительный процесс. Это если только он учился не исключительно для получения „корочки“. В последнем случае, конечно, такой человек может стать кем угодно. Примеров куча. Но ведь Мишка не такой. Он учился. И увлечённо учился, не просто записывал лекции и сдавал экзамены. Он вникал в суть... Да к тому же его поиски смысла жизни постоянные. Ведь думал человек! Но эти думы, к сожалению, его не туда завели. Что ж... Надежда ещё есть: не пропал он совсем. Может, и стоит ещё пару раз за время его командировки встретиться. Кто знает, вдруг что-то пробудится в нём? Вдруг увидит всё-таки, к какому дерьму пришёл... Да. Встретиться надо. Как только позвонит — договоримся».
Мишка позвонил в пятницу:
— Приходи завтра часиков в одиннадцать: разговор есть.
— Хорошо, буду.
Субботним утром Вовка вышел из дома в наконец-то по-настоящему весенний день: яркое солнце, слабый тёплый ветерок, щебет птиц, а вдоль бордюров — быстрые, громко журчащие ручейки. Всё это создавало прекрасное настроение, хотелось улыбаться. Вовка остановился у подъезда, закрыл глаза и вдохнул чистый свежий весенний воздух.
«Наконец-то весна! — подумал он. — В такой день ни за что не хочется затевать споры... Но, скорее всего, без этого не обойдётся».
Вовка открыл глаза и зашагал к остановке.
Водитель маршрутки сразу привлёк его внимание. Он постоянно разговаривал сам с собой о светофорах, каком-то художнике (что он «вроде как нет»), о том, что кому-то из водителей на дороге следовало бы что-то отломать. Когда жал на газ, выкрикивал «н-но!», а когда тормозил — «тпр-ру!», сигналил впереди едущим автомобилям и ругал водителей нечленораздельными звуками. Весь этот фон не давал думать о чём-либо постороннем: приходилось слушать водителя. В таком балагане на колёсах Вовка и доехал до дома Мишки.
Дверь открыл улыбающийся приятель:
— Привет! Заходи... Давай на кухню — сейчас чайник закипит.
Вымыв руки, Вовка прошёл в кухню и увидел там по-простому накрытый стол: бутерброды, нарезанные помидоры и огурцы, печенья и конфеты к чаю.
— Есть будешь? — спросил Мишка.
— Вообще-то я позавтракал, — ответил Вовка.
— А я только недавно встал. Пока буду есть, ты расскажи хоть, чем занимаешься, где работаешь.
— Да что тут рассказывать? — начал Вовка. — После диплома несколько месяцев без работы шатался: всё пытался по специальности найти. Не вышло. Потом работал то там, то здесь. Нигде долго не задерживался. Пробовал даже венки погребальные плести. Да! Представляешь, наобещал мне мужик
— Да, — засмеялся Мишка. — Весело ты тут жил!
— Куда уж веселее! В конце концов, нашёл работёнку, где уже полтора года сижу. Другого пока и не предвидится. Хотя объявления о поиске работы по специальности постоянно в газеты даю, никто так и не откликнулся.
— А что за работа-то у тебя сейчас?
— Да так... Корректором сижу в одном институте проектном. Документы всякие проверяю на соответствие черновикам, орфографию, пунктуацию и прочее. Хреновенькая, конечно, работёнка, но получше других. Денег, главное, на жизнь хватает, и то — хорошо.
— Да... Хреново у вас тут с работами. В Москве ты бы сразу нашёл.
— А... — махнул рукой Вовка. — Такую работу, какая мне нужна, предлагали. Но только квартиру в столице снимать надо, а зарплаты предлагаемой и на комнату бы не хватило. А не по специальности я и здесь работать могу.
— Понятно, — заключил Мишка, доедая четвёртый бутерброд. — Пора и к чаю приступать, думаю. А?
Вовка пожал плечами, и его приятель стал разливать чай по чашкам.
— Я тебе сказал, что разговор есть, — начал Мишка. — Так вот...
Он поставил чайник на плиту и сел за стол.
— В воскресенье ты утверждал, что мои разговоры с богом всего лишь галлюцинации.
— И сейчас так считаю, — ответил Вовка.
— Говорил, что учёные изучали этот процесс, опыты проводили с магнитным полем. Но откуда ты знаешь, что именно мои разговоры были галлюцинациями?
— То есть ты хочешь доказательств, что бога нет?
— Да. Хочу.
— А почему наука должна доказывать, что бога нет? Обычно вообще-то доказывают тезис, а не антитезис. Вот и пусть религиозники доказывают, что бог есть. Тогда и посмотрим.
— А им не надо доказывать: они это уже знают. Есть Библия, есть люди, у которых бывают откровения. Как я, например. Это и есть наши доказательства.
— Таких доказательств, знаешь, сколько можно наклепать? Один придумал, другие поддержали.
— Ты не веришь людям? — удивился Мишка. — А чему ты веришь? Машинам, приборам? Наука, к твоему сведению, ещё не доросла, чтобы увидеть бога.
— Да, она отстала, — согласился Вовка. — Но могла бы быть далеко впереди, если бы не религия. Древняя Греция заложила основы науки. Затем Рим. А тут на тебе — христианство. Наука объявлена ересью. Начались гонения. Так и продолжалось тысячу с лишним лет, пока не появились по-настоящему умные люди, которые пошли наперекор писанию. С них-то и началось возрождение науки. Правда, многих уничтожали инквизиторы за безобидные открытия, которые, однако, подрывали библейские основы жизни. Вот, например, врача Андрея Везалия в 16 веке убили только за то, что он установил одинаковое количество рёбер у мужчин и женщин. Тогда религия ещё могла противостоять науке. Сейчас уже нет. Поэтому и стремится набрать себе штатных «учёных», чтобы они «доказывали» библейские истины. Однако ни хрена у них не выходит. Наука и религия несовместимы. Верующие никак не хотят понять, что нельзя научно обосновать существование того, чего просто нет. Всё бьются лбом о стену.
— Хорошо ты говоришь, — спокойно сказал Мишка. — Но ничего это не доказывает. Верующие — они тоже люди. Все не без греха. Инквизиторы — большой позор веры, который, однако, не означает, что Библия не верна.
— Как я понимаю, доказательств существования бога у тебя два: откровения и Библия. Так?
— Да, — подтвердил Мишка.
— Начнём с откровений. Любой психиатр объяснит тебе это лучше меня, но я всё-таки попытаюсь. У тебя был кризис. Тебе помогли, ты духовно родился заново, проблемы ушли, пришло спокойствие. И вот тут-то у твоего Эго опять просыпается желание самоутверждения. Ты уже веришь, уже в церкви своей. А как можно самоутвердиться среди тысяч таких, как ты, как придать себе значимости? Начать пророчествовать. Но не от своего имени, иначе засмеют и выгонят вон. Тогда Эго придумывает, как обойти такую ситуацию: пророчествовать от имени сверхсущности. Так и начались у тебя «разговоры» с богом, которые на деле всего лишь разговоры с самим собой.
— А как же твои магнитные поля? — улыбнулся Мишка.
— Думаю, и без них не обошлось. Всё, скорее всего, в совокупности создавало у тебя иллюзию разговоров со всевышним. И, кстати, Эго-то всё равно, к какой конфессии ты принадлежишь. Если б ты случайно попал не к христианам, а к мусульманам, ты б с Аллахом беседовал. Это точно.
— Однако я христианин, — возразил Мишка. — И это ещё раз доказывает существование бога: он привёл меня в свою церковь, не дав завладеть моей душой дьяволу.
— Те же самые слова ты бы сказал, будучи мусульманином! — воскликнул Вовка.
— Но, как видишь, я не мусульманин.
— Чёрт! У тебя какой-то замкнутый круг в голове. Каждый выдуманный тезис становится основанием для другого выдуманного тезиса и так далее, пока последний из этого ряда не станет основанием для первого. Бред какой-то! Это всё шутки сознания и бессознательного вместе взятых. Мозг любит так шутить, запирая человека в такие вот кольца рассуждений. Создаётся полное ощущение истинности идей. Но на самом-то деле — это бред!
— Ну что ты пытаешься доказать? Что все мои свидетельства и умозаключения — бред? Это не пройдёт. Я же вижу... Я знаю, что я прав.
— А ты критически подойди к этому. Взгляни глазами постороннего, знающего человека. Научным взглядом окинь всё. Задай сам себе вопросы и попытайся ответить на них трезво, не затуманивая мозг верой.
— Ты предлагаешь воспользоваться мирским способом ви́дения мира? Ну, нет! Мирское сознание, да будет тебе известно, поражено неправдой и ложью. Сделав так, как ты предлагаешь, я ещё больше запутаюсь. Истина только в боге. Как ты этого не поймёшь? А отмежевавшись от бога, я создам пустоту в душе, которую тут же займёт дьявол. И я буду пропускать информацию через искажённую им призму сознания! Зачем? Не лучше ли быть чистым и смотреть на всё одухотворённым божьей истиной взглядом?
— Нет, не лучше, — отрезал Вовка. — Потому что вера закрывает тебе глаза. Это наркотик. Ты уже кроме неё ни видеть, ни слышать ничего не хочешь. Ни одна мысль нерелигиозная у тебя в голове не возникнет. Ты просто задавишь её, выдернешь с корнем, чтоб не проросла потом ещё раз! Такого быть не должно. Мозг дан, чтобы анализировать, перерабатывать информацию. Какого ж хрена ты его губишь так глупо? Раздвинь шторы, разрушь стены своей «клетки», посмотри на мир не через замочную скважину, а охвати его целиком, весь. Разве трудно это? Разве это невозможно?
— Ты не понимаешь одного, — ответил Мишка, встав из-за стола и прислонившись к стене. — Это не я в «клетке», а ты. Ты, Вовка. Ты не можешь принять истину, а всё твердишь свои мирские приземлённые правды и правдочки. Истина только у бога. В этом, мирском мире, её нет.
— Значит, в «клетке» я? — переспросил Вовка. — Но ведь я-то могу объективно сравнить твои утверждения и научные данные. Ты же сравнить их не можешь так, как я. Ты сравниваешь предвзято, уже с установкой, что прав ты. Это сравнение не объективно. Да и не сравниваешь ты вовсе. Не анализируешь. Ты просто свою правоту утверждаешь и не хочешь ничего другого видеть. Так кто же из нас в «клетке»? Попробуй сравнить всё объективно, со стороны, ещё раз прошу.
— Нет, мы с тобой не договоримся, — заключил Мишка. — Я никогда не впущу в свою душу дьявола, поэтому не смогу сделать то, что ты просишь. А ты, если я этого не сделаю, мне не поверишь. Что ж... Разговор, думаю, можно закончить.
Вовка понял, на что намекает его московский приятель. Он встал из-за стола и направился ко входной двери. Мишка остался стоять на кухне и смотрел в окно, сложив руки на груди. Открыв дверь, Вовка поблагодарил приятеля за чай и вышел в подъезд.
Прошло ещё полторы недели. Вовка уже не вспоминал о Мишке: решил, что тот либо уехал, либо больше не хочет видеться. «Оно и к лучшему, — думал Вовка. — Надоело с этим твердолобым спорить. Растерял мозги, ну и чёрт с ним! Не мне их ему вправлять заново...»
К тому же и встречаться Вовке было некогда: навалилась куча работы, и каждый день он приходил домой усталый, нередко с больной головой.
Как-то в четверг, в самый разгар рабочего дня, когда Вовка «разгребал» огромную стопку документов от машинисток, раздался телефонный звонок. Взяв трубку, Вовка услышал голос Мишки:
— Вов, здравствуй. Мне телефон мама твоя дала: я звонил домой вам сегодня. Ты извини, что в прошлый раз так вышло. Мы не могли бы встретиться?
— Когда?
— Сегодня. Часов в шесть.
— Ну, давай, — ответил Вовка. — А где? К тебе что ль приехать?
— Нет. Давай в центре. У «Пролетария» пойдёт?
— Ну, пусть так.
Вовка положил перед собой очередной листок с текстом, взял ручку, откинулся на спинку стула и задумался: «Вот тебе раз! Что ж неспокойно ему всё? Хочет меня в веру свою обратить что ли? Ха! Не думаю, чтоб это ему удалось. Чёрт! И так голова к концу дня пухнет, а он ещё со своими спорами лезет. Нужно было отказаться... А что ж не отказался-то?»
И Вовка понял, что тянет его, видно, к этим разговорам, хочется высказать всё, что накопилось за последние годы, высказать до конца, полностью. Пусть тогда Мишка решает, как ему быть. Нельзя оставлять всё так, как есть. До конца довести надо. Предоставить Мишке всю информацию, все его тезисы оспорить. Только после этого можно свободно вздохнуть.
«А зачем мне это? — спросил себя Вовка. — Неужто о Мишке беспокоюсь, о его благополучии? Вряд ли. Он мне, в сущности, „параллелен“. Скорее, самоутвердиться хочу, возвыситься над ним, показать своё превосходство. А если удастся переубедить его, то самомнение моё подскочит выше некуда!.. А не всё ли равно, зачем я это делаю? Я свободен, в конце концов! Хочется мне спорить с Мишкой, буду спорить. Это мне, в некотором смысле, удовольствие даже доставляет».
Рабочий день кончился. Доехав на маршрутке до Театра кукол, Вовка вышел и направился в сторону кинотеатра. Весна была уже в самом разгаре, и по проспекту вечерами гуляли толпы народа. Лавируя между прохожими, Вовка добрался до входа в «Пролетарий». Мишки пока не было. Из кафе на первом этаже выставили наружу динамик, и громко звучала очередная «эманация» Глюкозы, терзая Вовкин слух неприятным квакающим голосом. Площадка перед кинотеатром была полна людей. Большинство держало в руках пиво в самых разнообразных упаковках. Вовка пиво не любил и не пил, и его ужасал тот размах, который приобрела рекламная кампания этого алкогольного напитка. Пиво в сознании людей стало уже чуть ли не лимонадом, который можно пить всегда и везде, причём безнаказанно и без вреда для здоровья. Хоть и существует закон, запрещающий распитие спиртных напитков в общественных местах, но не предусмотрено наказание за его невыполнение. Проще говоря, милиционер может только пальчиком погрозить нарушителю, на чём его полномочия и кончаются. Вот и не обращают люди внимания на закон: пьют себе пиво на каждом шагу и не понимают, что травятся так же, как и водкой. Печени ведь всё равно, в каком виде спирт в неё поступает: в водке или пиве...
Тут внимание Вовки привлекла шедшая мимо парочка: высокая с толстенными ногами девушка в очень коротенькой юбочке и парень ростом пониже спутницы. Он — в чёрных спортивных штанах, кроссовках, потёртой коричневой кожаной куртке. Бритый почти наголо, с лицом без следа интеллекта. Проходя мимо Вовки, парень сказал своей подруге, державшей его под руку:
— Ты же знаешь, что у нас нет денег! Посмотри, в чём я хожу. Я ещё даже в этом месяце ни разу не пил!
«Вот, — подумал Вовка, провожая взглядом пару. — В этом вся суть современных россиян. Быдло!»
Подошёл Мишка. Протянул пухлую руку. Был он так же гладко выбрит и причёсан, в чистом чёрном костюме с белой рубашкой. В руке — портфель и зонтик.
— Ну что, — спросил Мишка, — куда пойдём?
— Где поспокойней, — ответил Вовка. — За «Пролетарий»: может, там найдётся пустая лавочка?
Они прошли мимо стоящих вдоль тенистой аллеи торговцев старыми книгами и, по большей части, псевдохудожников, продающих свои лубочные картинки, и вскоре обнаружили пустую скамейку. Она стояла в некотором отдалении от других, что приятелям было как раз кстати. Сели. Вовка достал купленный по дороге пирожок с картошкой и, откусив, спросил:
— Ну, как движется командировка?
— Неплохо, — ответил Мишка. — Занятия провожу, лекции читаю. Пока вроде всё хорошо проходит. Жаль, уезжать скоро. Прожил три года в Москве безвылазно, садился в поезд, думал, в деревню попаду. А с тобой в маршрутке от вокзала ехал — такое ощущение, что и не уезжал: везде магазины, вывески, щиты рекламные. Так изменился Воронеж за эти три года! Конечно, поспокойней немного, люди не такие колготны́е, а в остальном... Приятно, не чувствую себя в гостях.
Вовка молчал и спокойно доедал пирожок. Он мог бы сказать, как ему ненавистны все эти изменения в городе, это подражание Москве, строительство новых домов, повсеместная реклама, почти полное уничтожение трамваев и троллейбусов... Но он молчал. Зачем говорить об этом? Мишке город понравился, да и не затем они здесь, чтобы всё это обсуждать.
— Так вот, — начал Мишка после недолгого молчания. — Я поговорить с тобой хотел. Да, всё о том же. Мне никак не даёт покоя наше противостояние. Хочу добраться до сути, до истины. Понять, что же тебе кажется не верным в моей религии и почему.
— Ты уже знаешь это, — ответил Вовка. — Меня не устраивает практически всё. А первым делом то, что вера основана на одной единственной книжечке, которую писал неизвестно кто и когда... И к тому же никто доподлинно не знает, придумали её текст или написали под диктовку бога.
— Есть не только Библия, — добавил Мишка. — Существуют откровения, разговоры с богом наших современников.
— Этот вопрос мы уже обсуждали.
— Да, но ты ничего не доказал мне.
— Если всё мной сказанное не доказательство для тебя, то, думаю, именно отсутствие бога должно подтвердить наличие у тебя и других людей галлюцинаций.
— А сможешь ли ты доказать его отсутствие? — нахмурился Мишка.
— По-крайней мере, я попробую, — улыбнулся в ответ Вовка. — Самым главным свидетельством существования бога является Библия. Это в ней сказано, что он есть. Не будь Библии, не было бы у тебя и разговоров с христианским богом. С кем угодно, но не с Яхве. Остаётся доказать, что Библия — это книга, напичканная ложью и абсурдом, постоянными нестыковками, как между разными её частями, так и внутри отдельных частей. Доказав это, мы одновременно доказываем, что бога нет, так как если в книге
— Логично-то оно логично, — начал, склонив голову набок, Мишка. — Но логика — это мирской инструмент, а следовательно, дьявольский. Логикой, например, нельзя объяснить чудеса. Почему? Потому, что логика придумана Сатаной для мирян, для неверующих, чтобы ещё больше утвердить их в неверии. Поэтому я к логике отношусь с недоверием, когда дело касается божественных сфер.
— А есть ли нам смысл с тобой после этого вообще говорить? — удивился Вовка. — Если при рассуждениях не использовать логику, то мы можем и до инопланетян с домовыми договориться.
Мишка задумался, поглаживая подбородок, — привычка со студенческих лет, когда он носил густую бороду.
— Ладно, — наконец сказал он. — Давай логически, а потом посмотрим.
— Хорошо. С чего начать?
— Да хоть с начала. С сотворения мира. У меня, кстати, есть данные, подтверждающие библейский вариант событий. И эти данные дали ваши же «братья по разуму» — учёные.
— Читал я подобные опусы, — махнул рукой Вовка. — Давай, говори свои данные.
— Ну, например. Что касается возраста Земли. Мы считаем, что Земле не более 10 000 лет. Этому есть ряд научных доказательств. Первое: в Солнечной системе есть кометы, которые существуют чуть меньше 10 000 лет. По данным астрономов кометы не могут существовать дольше этого предела. А так как мы всё ещё наблюдаем эти кометы, значит, и Земля не намного их старше.
— Астрономы-то правильно говорят, — ответил Вовка. — Только вы не верные выводы делаете. Между прочим, за Нептуном есть облако Оорта, которое является «резервом» комет. Иногда оттуда они вылетают и попадают в нашу систему. Вот мы их и наблюдаем. А те, что появились более 10 000 лет назад, уже давно испарились и недоступны для изучения.
— Хм, я не знал про это облако, — удивился Мишка.
— Разумеется, ты ж не физик и не астроном. Да и я узнал, только когда стал интересоваться этим вопросом. Давай дальше.
— Некий Барнс утверждает, что за 150 лет произошло значительное ослабление магнитного поля Земли. Он посчитал, что если поле ослабляется экспоненциально, то 20 000 лет назад оно было бы невероятно сильным, чего быть не может.
— Просматривал я эту работу Барнса, а точнее, не саму работу, а критическую статью на неё. Вот, что я могу сказать. Барнс не приводит вычислений погрешности измерений магнитного поля и пренебрегает стандартными методами оценки достоверности результатов. А ведь данные столетней давности могут быть намного более неточными, чем современные. И вот на основе этих данных Барнс строит гипотезу об экспоненциальном ослаблении магнитного поля. К тому же, почему он решил, что поле ослабевало все
— Хорошо, — поджал губы Мишка. — Что ещё?.. Вот. Космическая пыль. Во-первых, по времени накопления её частичек в океане можно рассчитать возраст Земли. В пыли этой содержится никель. А вычислив время пребывания никеля в океане, становится видно, что Земле не более 10 000 лет. Ведь никель накапливается девять тысяч лет. Во-вторых, частички пыли в Солнечной системе притягиваются к Солнцу с определённой скоростью. Так вот, подсчитали, что процесс этот может длиться всего 10 000 лет, и к концу срока пыль в нашей системе полностью исчезнет. А раз мы ещё видим пыль, то и самой системе практически столько же лет. Не больше.
— Это, кстати, тоже легко опровергается. Ваши «учёные» почему-то учли только никель. Почему? А потому что он им удобен, даёт нужную дату. А ведь металлов в космической пыли много. И у некоторых время пребывания более миллиона лет. Так что здесь, как и у Барнса, достоверности нет. А поглощение пыли — вообще смех. Вся она никогда не исчезнет, потому что привносится снова извне новыми кометами. Это если считать по-вашему, что новых комет не образуется, то все вычисления верны. Но кометы-то образуются. Так вот. Ещё что есть?
— Да нет, — задумался Мишка. — Вряд ли я ещё что-то вспомню...
— Ладно, — сказал Вовка. — О возрасте Земли поговорили, давай теперь о самóм сотворении. Сейчас я тебе скажу одну простую вещь. Ты утверждаешь, что бог создал всё, что существует. Так? И сам бог существует. Следовательно, можно построить систему: всё, что существует — это бог и созданный им мир. Так?
— Так, — кивнул Мишка, не чувствуя подвоха.
— А теперь смотри: бог получается частью системы, частью всего, что существует. И тут мы приходим к противоречию. Часть системы всегда проще всей системы в целом. Следовательно, он не мог быть создателем всего существующего, поскольку и он, и мир — части одной системы. Отсюда только два вывода, и оба не в пользу бога. Либо бог и существующий мир — одно и то же, и, как следствие, такого бога, как ты себе представляешь, нет, а есть только окружающий мир, сам себя породивший. Либо бог — создатель, отчего он должен быть вне системы всего существующего, а значит, не существовать.
— Вот она, дьявольская логика, — заключил Мишка. — Говорил я тебе, что Сатана её придумал! Вот тому доказательство: как всё ловко вышло! Все ваши науки ни к чему доброму не приведут. Только к отрицанию бога, к его отторжению. Сатана своё дело знает. Правильно инквизиторы учёных сжигали...
— Ух, ты куда шагнул! — воскликнул Вовка. — Хватит злиться. Не нравится логика, давай из физики чего расскажу.
— Ну? — бросил Мишка.
— Никогда не слышал о теории антиподов?
— Нет.
— Дело в том, что есть теорема Гёделя о полноте, которая уже многократно проверена и подтверждена. Она говорит о том, что любая сложная система, чтобы быть полной, должна быть противоречивой. То есть должна иметь антисистему.
— Вот неймётся им всем, — процедил Мишка. — Теорем навыдумывают себе, а потом попробуй докажи, что бог есть. Обложатся учебниками и начинают зачитывать то из одного, то из другого. А у нас одна книга, один учебник — древний. Со всей древней мудростью. Всё в нём, все необходимые человеку для жизни сведения есть в этой книге. Что ещё нужно-то?! Нет, выдумывают сидят!
Вовка вздохнул и продолжил:
— Так вот. По этой теореме наша Вселенная, как сложная система, должна иметь свою противоположность, то есть Антивселенную, которая состоит из антивещества и зеркально симметрична нашей Вселенной.
— Ну и что? — вскинулся Мишка. — Отсутствие бога это не доказывает.
— Пока не доказывает. Слушай дальше. Есть такой известнейший физик Стивен Хокинг. Он пишет, что при возникновении частицы вместе с ней возникает и её античастица. Опять же всё по Гёделю. Сначала эти частицы расходятся, а затем под действием силы притяжения снова сходятся и аннигилируют с выделением энергии. И такой процесс повторяется бесконечно и непрерывно, так как выделившаяся энергия даёт начало новой паре частица—античастица. Понимаешь?
— Это я понимаю, — ответил Мишка. — Ты ближе к сути давай.
— Хорошо. Наша Вселенная и её антипод подобны этим микрочастицам. Это та же пара. Они так же расходятся, но затем сталкиваются, и происходит новый Большой взрыв. И так бесконечно. Бог здесь просто лишний элемент.
— Это вовсе не исключает бога, — возразил Мишка. — Он мог быть создателем твоей пары антиподов. Создал, а затем сидит и наблюдает вечно... Это ж будто вечный двигатель. Он-то не сможет создаться сам из ничего. Обязательно должен быть мастер, который его сделает. Вот и твоя пара эта. В первый раз-то откуда она появилась? Кто сделал первый Большой взрыв? Ясно кто — бог!
— У системы этой нет конца и нет начала. Это замкнутая цепь «превращений», которая существует вечно. Поэтому никакого начала и никакого конца быть не может. Да к тому же, существование бога-создателя я тебе уже логически опроверг. А если тебе так уж не нравятся эти построения, то есть ещё принцип бритвы Оккама, о котором ты явно слышал.
— Слышал, слышал, — проворчал Мишка.
— Ну вот. Всегда должно приниматься только то объяснение, которое обходится наименьшим количеством сущностей. Всё лишнее следует отбрасывать, иначе рискуешь таких теорий понавыдумывать! Знаю, сейчас скажешь, что и бритва Оккама — сатанинская выдумка. С такими взглядами тебе никогда ничего не докажешь.
— Ладно, — махнул рукой Мишка. — Бритва бритвой, а ты мне скажи вот что. Как ты докажешь наличие своей Антивселенной? Каким образом? Её астрономы-то видели?
— Нет. Астрономам она недоступна. Но ты подожди, — остановил Вовка уже собиравшегося победно воскликнуть Мишку. — Дело в том, что в соответствии с принципами СРТ-симметрии, Антивселенная зеркально подобна нашей Вселенной и движется обратно по оси времени, что обеспечивает сохранение всех физических законов одинаковыми для обоих компонентов пары. А по теории Эйнштейна обратно во времени может двигаться только тот объект, что движется со сверхсветовой скоростью. Поэтому-то мы и не можем увидеть объекты Антивселенной! Представь: есть два объекта, первый из которых удаляется от второго со сверхсветовой скоростью. Свет от второго не может достичь первого, чтобы отразиться от него. А поскольку мы можем наблюдать объекты путём фиксации отражённого от них света, то объект, который удаляется от нас со сверхсветовой скоростью, нам увидеть не удастся.
— А свет от звёзд? Они же сами его излучают?
— Это же не фотоны, а антифотоны. Как нам их фиксировать? Какими приборами?
— То есть получается, никакого экспериментального подтверждения теории нет? — усмехнулся Мишка.
— Экспериментального — нет, — согласился Вовка. — Но, повторяю, теория основана на законах, которые уже давно открыты и приняты всем научным миром, поскольку правильность их проверена.
— Да-а, — протянул Мишка. — Весёлую вы себе теорию выдумали. Главное, базис какой! Законы природы, научные данные, Эйнштейн... Ну-ну. А если посмотреть с другой стороны, то не похоже ли это на нашу религию: такие же теории, авторитеты, на которых мы ссылаемся, экспериментальные доказательства, которые предоставляются людьми, разговаривавшими с богом?
— А ты в НЛО веришь?
— Нет.
— А как же свидетельства тех, кто встречался с инопланетянами, кого похищали?
— А это демоны сатанинские, — без раздумий ответил Мишка. — Ангелы падшие встречаются с людьми и внушают, что они инопланетяне.
— А зачем им это?
— Как ты не понимаешь?! Им нужно, чтобы человек в бога перестал верить, чтобы человек подумал, что ещё кто-то во Вселенной живёт и не знает никакого бога, что Вселенная не для одних нас сделана.
— А разве только для нас? — удивился Вовка.
— Конечно! Мы — единственные живые существа во всём Космосе. Бог создал только нас одних для себя, чтобы любить нас и заботиться о нас.
— Ну, любовь божья подвергается с моей стороны огромным сомнениям. А бог что — не совершенен?
— Как? Конечно, он само совершенство. Совершеннее него нет никого на свете!
— Вообще-то, совершенство подразумевает полную самодостаточность и отсутствие каких-либо потребностей. Если же у этого бога возникли потребности что-то создать, кого-то любить и заботиться, то, значит, он не совершенен. Он опускается до уровня своих созданий, то есть человека, который тоже нуждается в любви и заботе. Почему тогда мы должны считать бога высшим существом? Он такой же, как мы, просто, по-вашему, создатель всего. Давайте считать молекулярного генетика, генного инженера, богом: он же создаёт новые растения, новых животных, клонирует животных. Ведь и там, и тут — процесс создания. Почему тогда один — бог, а другой — мелкий человечишка?
— Бог есть любовь, — ответил Мишка. — Отдавать любовь — не его потребность, она отдаётся сама, потому что он и есть она. Все его действия наполнены любовью.
— Но ведь любое действие — это уже признак несовершенства: если возникла потребность в действии, то где же самодостаточность?
Мишка поджал губы и нахмурился:
— Ты меня путаешь, Вовка.
— А Библия что по этому поводу говорит?
— Ничего, — буркнул Мишка. — Она говорит простые человеческие истины. Авторы её не мудрствовали, как эти все современные психологи, биологи... Людям дают знания в простой, понятной форме: нате, берите. Нет, не хотят брать, копаться начинают, пытаться объяснять, обдумывать своим мирским умишком. А когда не получается, объявляют это ложью. Как все не поймут, что божественную мудрость может только бог объяснить! Только он, не люди. Какого же чёрта они не берут эту мудрость, не впитывают жадно её?! А всё изворачиваются, ищут, где бы подкопаться. Как мелки людские помыслы, как незначительны и глупы их желания! Эх...
— А как глупы те, кто всё принимают на веру! — парировал Вовка. — Мозг-то на что? Чтобы тупо впитывать? Без разбора? А если в следующем издании Библии вам подпишут в конце: «Засим наказываю вам, дети мои, выброситься из окна. Аминь», ты тупо примешь эту простую истину и пойдёшь исполнять? Нет. Потому что это угрожает твоей жизни. Инстинкт самосохранения. А всё остальное в Библии твоей жизни не угрожает. Значит, можно без вреда для себя отключить мозги и твердить, как попугай, одно и то же. Включи мозги, Мишка! Давай, просыпайся, в конце концов!
Мишка помолчал немного и сказал:
— Давай, Вовка, на сегодня закончим. Мне подумать надо. И тебе, наверное, тоже. Нам обоим надо.
Он встал.
— Я тебе позвоню.
— Постой, — сказал Вовка. — Ты спешишь?
— Не сильно...
— Тогда поедем ко мне — поужинаем вместе. Обещаю — про религию больше ни слова.
— Ну, что ж, — посмотрев на часы, ответил Мишка. — Поехали.
— Только вот ещё что. Дома я тебе дам почитать одну книжку — Лео Таксиля.
— Ах вот зачем ты меня к себе тащишь, — догадался Мишка. — Понятно.
— Да, и за этим тоже, — признался Вовка. — Ты её прочти. Забрось на пару дней свои лекции и прочти. Можешь не анализировать, не впускать в сознание Сатану или кого ещё там. Просто прочти.
Мишка вздохнул:
— Хорошо. Попытаюсь. Но не обещаю, что дочитаю до конца.
— Ну и отлично, — обрадовался Вовка. — Идём.
И приятели направились к остановке.
В понедельник около пяти часов вечера в комнате, где работал Вовка, раздался телефонный звонок:
— Это я — Мишка. Надо встретиться. Ты где работаешь? Я приеду.
В половине шестого, выйдя из института, Вовка увидел ждущего его приятеля. На улице было прохладно, воздух пах свежестью. Начинался дождь и Мишка стоял под зонтом. Вовка пожал приятелю руку:
— Дождь, думаю, ещё долго будет: тучи слишком большие. Поехали ко мне — родителей сегодня нет, и можно спокойно поесть и поговорить.
Всю дорогу Мишка хмурился и помалкивал, что не укрылось от Вовки. Он понял — приятеля что-то беспокоит, но решил отложить разговор до дома.
За ужином Вовка всё ждал, когда же Мишка начнёт разговор на волнующую их обоих тему, но тот оставался хмурым и неразговорчивым, изредка короткими фразами поддерживая беседу о незначительных мелочах.
Наконец после чая, когда приятели перебрались в комнату, Вовка не выдержал:
— Прочитал книгу-то?
Мишка заёрзал в кресле:
— Да, прочитал. В портфеле лежит. Напомни потом, чтобы отдал.
— Ну и? — продолжил допрос Вовка.
— Бог перестал являть себя мне. Уже неделю ничего, никаких знаков: ни снов, ни знамений. Не говоря уже о беседах.
«Наконец-то!» — подумал Вовка и улыбнулся.
— Это всё потому, что с тобой связался, — продолжал Мишка. — Отошёл я от веры, вот и наказание мне. Обратил бы на это внимание раньше, не взял бы твою книгу читать. А так в ещё бóльший грех впал. Слава богу, уезжать в субботу! Вдали от Воронежа, может, постом да молитвой прощения достигну.
— Ну, давай, — ответил Вовка. — Жену ещё к своему спасению привлечь не забудь. Вместе аллилуйю спойте.
— Так и будет, — подтвердил Мишка. — Чем больше людей за тебя молится, тем быстрее спасение придёт.
— Так книгу ты всё-таки прочитал? — вернулся к началу Вовка. — Как читал? Анализировал или так, лишь бы закончить?
— В том-то и дело, что хотел читать, не обращая внимания на «подколы» и не принимая близко к сердцу хулу эту. Но не вышло... Сначала злился, даже бросил книгу после первой же главы. Думал, обратно тебе отдам, а читать не буду. Потом в субботу возникла мысль попытаться возразить автору. Продолжил чтение, но уже не давая власть эмоциям, а холодно опровергая каждый тезис Таксиля. Да в том-то и беда, что чем дальше я читал, тем меньше мог придумать возражений. С первых же глав начались затруднения. Слишком поздно я понял, что освободил свой разум для Сатаны, впустил его незаметно для самого себя. Захотел подойти к тексту аналитически, захотел опровергнуть дьявольское писание, а получилось всё наоборот. Нельзя религиозные догмы доказывать с помощью логики и науки! Нельзя спорить со служителями Сатаны, используя их же инструменты: рискуешь сам к ним присоединиться. Я уже запутался, не могу уже твёрдо стоять на защите своей веры, укрепления мои уже дрожат, готовясь рухнуть. Не понимаю, что со мной случилось. Почему так легко сдался? Не могу понять...
— Это разум твой пробуждается, Мишка. Этому радоваться надо, а не горевать понапрасну. Главное уже сделано, теперь не упусти свой шанс.
— Какой шанс?! Сатанистом стать? Чтобы на Суде страшном господь меня осудил и в геенну огненную отправил? Спасибо. Я этого не допущу, всеми силами бороться буду.
— Ну и дурак, — буркнул Вовка.
— Одно утешение, — продолжил Мишка. — Не так важен Ветхий завет, как Новый. Евангелия несут в себе спасение. На них следует полагаться, молиться Христу, господу нашему, и да придет спасение душам нашим.
— А ты думаешь Евангелия правдивее Ветхого завета? — спросил Вовка. — Их можно громить с ещё бóльшим успехом, к твоему сведению.
— Да уж! — воскликнул Мишка. — Вы, сатанисты, ещё и не то можете! Вам бы только сбивать праведников с пути истинного. Это я вам верю: вы всё предусмотрели, всё придумали, всё по полочкам разложили. Только как бы потом боком всё это вам не вышло...
Мишка помолчал и хриплым голосом тихо произнёс:
— Но самое-то страшное в другом. Я это понял только сейчас. Самое страшное, что я приехал к тебе, чувствуя необходимость утвердить свои сомнения. Понимаешь? Я хотел, чтобы ты полностью развенчал религиозные мифы, чтобы ты в лицо мне это сказал. Не потом, по почте, а так — один на один. Я и сейчас этого хочу, только до настоящего момента боялся признаться даже самому себе. Теперь я понял все свои чувства и говорю: давай, громи последние преграды! Посмотрим, сумеешь ли ты преодолеть силу божественных Евангелий.
Вовка видел, в каком чувственном противоречии находится его приятель. Он понимал, что Мишка на грани краха так нужного ему для спокойной жизни мировоззрения, и колебался. Может, стоит оставить всё как есть? Пусть Мишка уедет, успокоится, придёт в себя и уже в Москве разберётся со своими чувствами и мыслями. Сам, без его, Вовки, помощи. Переложить всё на Мишкины плечи — пусть самостоятельно выпутывается. А ему, Вовке, в сторону отойти, посмотреть издалека, что случится дальше... Хотя... Начал дело, а потом в кусты? Нет, не пойдёт так. Раз уж связался, давай добивай.
— Ты точно хочешь продолжить разговор на эту тему? — схватился за последнюю возможность отложить спор Вовка.
— Да, — твёрдо ответил Мишка. — Хочу знать все твои аргументы. Потом буду думать, что всё-таки есть правда. Когда знаешь доводы обеих сторон, менее предвзятые выводы получаются.
— В этом ты прав, — согласился Вовка и, смирившись, вздохнул. — Ладно. Сейчас всё, что знаю, я тебе расскажу.
Он немного помедлил, думая, с чего начать, и сказал:
— Ты, как я вижу, не изучал атеистическую литературу по этому вопросу. Это естественно. Однако существуют очень хорошие статьи, которые написал один новосибирский учёный. Он глубоко и вдумчиво изучал Евангелия и исторические книги того периода, поэтому в справедливости его замечаний сомневаться трудно. Практически всё, что я сейчас тебе расскажу, почерпнуто из его статей. Итак. Начну с того, что имеющиеся четыре Евангелия не писались очевидцами событий. Они написаны не апостолами. К тому же, Евангелие от Марка — основа для написания трёх других, первоисточник, с которого «сдирали» остальные авторы.
— Так что? — удивился Мишка. — Евангелия совсем другие люди писали?
— Да, — подтвердил Вовка. — Понимаешь, датированы эти книги 60–90-ми годами первого столетия, то есть писались спустя 30 лет после смерти Христа. Зачем апостолам было ждать столько лет, чтобы попытаться донести до людей так называемую благую весть? К тому же, апостолы были необразованные люди, а представлять, что эти 30 лет они специально учились грамоте, нелепо. Будто в годы гонений на христиан им больше нечем было заниматься, как учиться читать и писать! Тем более, по-гречески. А если даже и предположить, что они диктовали грамотным грекам, то встают другие вопросы. Я буду говорить о Марке, потому что остальные почти дословно его переписывали. Так вот, если автор Евангелия от Марка был апостолом, евреем, то почему он столько ошибок наделал: написал, что в Иудее два первосвященника, что Пилат совершает чисто еврейский обряд омовения рук? А это вообще бред: описать стадо свиней в Иудее! Это когда свиньи считались нечистыми животными! Ясно, что Марк не еврей, до него дошли слухи об Иисусе, и он решил написать книгу. Остальные уже пользовались его произведением, как учебником, и добавляли что-то своё. В связи с этим все четыре книги расходятся между собой во многих мелких моментах. Например, Марк пишет, что Иисус оживлял умерших, говоря не о смерти их, а только о сне. У Иоанна же Лазарь не только умер два дня назад, но уже был завёрнут в саван и уложен в склеп! И по другим вопросам не могут сойтись их мнения: кто из учеников был на казни, с кем встречался и что делал Иисус после воскрешения. Да и многое другое можно в пример привести. Главное в том, что не апостолы писали Евангелия. Отсюда вопрос: а были ли вообще апостолы? Не придуманы ли они Марком?
— Ну как же? — возразил Мишка. — О Павле много свидетельств имеется. Он уж точно был.
— Да, но ведь Павел — не один из двенадцати апостолов. Он более поздний последователь Христа. Вот только о нём и ещё о Петре имеются реальные исторические свидетельства. То есть, получается, из двенадцати существовал только один Пётр. Про остальных — ни слова! Отсюда другой вопрос: а не придуман ли и сам Христос? Конечно, возможно, существовал некий учитель, путешествовавший по Иудее, но был ли он тем, о ком сообщают Евангелия? Был ли он сыном бога и творил ли он чудеса? Ответ, скорее, будет отрицательным.
— Почему?
— Вот факты, — с этими словами Вовка начал копаться в стопках бумаг на столе. Наконец, найдя несколько скреплённых скрепкой листов, уселся на стул и сказал: — Послушай. Иосиф Флавий, автор «Иудейских древностей», пишет, что был-де такой Христос, не то бог, не то человек, который творил чудеса. Также пишет, что ученики его объединились в секту. Всё. Никаких сведений больше нет. Тацит в «Анналах» упоминает только секту христиан. Писал он в
Кстати, есть свидетельства существования в Иудее нескольких людей, называвших себя Христосами, то есть помазанниками. Одного звали Иуда, и он на самом деле был помазан, отчего имел право называться Христосом. Светоний пишет о бунтах, возглавляемых каким-то Христосом. Да и мало ли их ещё было тогда, этих проповедников? Мало ли их тогда казнили? У какого-нибудь из них были ученики, которые и разнесли молву о чудесах и родственной связи учителя с богом. А потом пошло накручиваться! Легенда за легендой, подробность за подробностью — вот тебе уже и Евангелие от Марка. А дальше — больше!
— Но всё-таки ведь был какой-то Иисус! — воскликнул Мишка. — Не мог не быть. На пустом месте не придумаешь таких книг.
— О том и я тебе говорю, что, видимо, был некий Христос. Хотя если бы писали о конкретном человеке, чего, в принципе, быть не могло, так как евангелисты никогда его не видели, то от упоминавшихся в книгах его братьев и сестёр осталось бы потомство, знающее, кем был их родственник. Сейчас мы наблюдали бы потомков этих потомков, которые бы славились родственными связями с Иисусом. Но их нет. Ни одного. Поэтому следует предположить, что Христос — некий собирательный образ тогдашних иудейских учителей-основателей сект, про которого выдумана куча небылиц: рождение от бога, как Геракл, кстати, чудеса, воскрешение и прочие религиозные бредни. Единственное говорящее в пользу того, что прототип Иисуса был в реальности, это особенность речи евангельского Христа. Больше нигде в Библии не описан человек, который бы использовал такую тавтологию, как «истинно, истинно говорю вам». И ещё. Все сейчас Иисуса рисуют как высокого красивого мужчину, так?
— Так, — согласился Мишка. — Но ведь сын бога не может быть некрасивым.
— В том-то и дело, что вплоть до пятнадцатого века Христос воспринимался совсем по-другому. Вот послушай. — Вовка перевернул пару листов и, найдя нужное место, прочитал: — Пишет Ориген, цитируя Цельса: «Если бы дух божий действительно поселился в нём, то он должен был бы отличаться от других красотою облика, великолепием тела, а также красноречием. Ибо невозможно поверить, что тот, в чьём теле было нечто божественное, ничем не отличается от других. Между тем люди рассказывают, что Иисус был мизерного роста и с таким некрасивым лицом, что оно вызывало отвращение». Далее, Тертуллиан сообщает: «Облик его был лишён какой-либо красоты и обаяния. Поистине, неужели нашёлся бы смельчак, который бы нанёс малейший вред телу, если б оно отличалось необычайной красотой и было озарено небесным сиянием? Кто бы покрыл плевками лицо, если бы уродство, которое наложил на себя Иисус и которое сделало его презренным в глазах людей, не представляло это заслуживающим одних плевков?» Видишь? И эти авторы жили во втором веке, следовательно, тогда так и считали, а потом уже в средневековье, в пятнадцатом веке, образ Христа стал таким, какой он есть сейчас. Что это всё может значить? Либо то, что прообразом Иисуса был уродливый карлик, которого с удовольствием все закидали камнями и распяли, либо то, что Христос — миф, отчего и образ его может меняться в зависимости от предпочтений существующего в данное время общества. Ведь известно, что в Африке, когда пытались негров приобщить к христианству, им ставили статуэтки чернокожего Иисуса и чернокожей девы Марии. Всё зависит от нужд общества. Поэтому, скорее, Иисус — просто миф, созданный так давно, что его уже перестали считать мифом.
— Но ведь того же Геракла не считают реальным человеком-полубогом!
— Но не существует и религии, где он бы считался сыном бога и был бы центральной фигурой. Столько веков священники всеми способами внушали людям свою версию, что народ поверил. В этом дело. Тем более, Геракл не умирал за грехи людей и не воскресал. Такой миф выстроили только вокруг учителя-Христа, что было очень на руку создателям христианства. «Воскрешение» Иисуса, если оно и было, можно легко подстроить. Например, выкрасть тело. А смерть за грехи вообще никакой логике не поддаётся. Ну, сам подумай: бог и так судья, он и так может простить или наказать. Зачем самому себе жертвовать своего сына для искупления грехов других своих сыновей? Это может быть только в том случае, если бог действует по какой-то системе, по каким-то правилам, не подчиниться которым он не может. Тогда мы возвращаемся к тому выводу, что бог — часть созданной им системы, чего быть не может. Далее — та логическая цепочка, которая приводит к утверждению, что бога нет. Видишь, стоит немного поразмышлять даже над текстом самóй Библии, чтобы вывести невозможность существования бога. Это доказывает, что книгу писали не под диктовку святого духа, а создавали её обычные люди, не имеющие представления о логике. Писали, что называется, «от балды». Лишь бы красиво было, пафосно, да ещё людей пугало мощью господней. А обо всём другом и не думали даже.
Вот ещё пример подчинённости бога внешним правилам: предательство Иуды. Ты думаешь, он из-за денег предал? Нет, что ты! Какие деньги! Во-первых, тридцать серебряных монет в то время особо большими деньгами не считались. Евангелисты, видимо, не знали об этом, когда писали свои книги
— Он вернул деньги, потому что его совесть замучила, — ответил Мишка.
— Совесть? Это для детей сказки. Только они в это поверить могут. Если человек смог предать просто так, по собственному желанию, без угрозы жизни, значит, никакая совесть его мучить уже не станет. Глупости это. Значит, дело в другом. Не в деньгах.
— А в чём же тогда?
— А всё в тех же правилах, которым бог подчинён, — заключил Вовка. — Если ему, по правилам, нужно было искупить грехи людей, убив своего сына, то возникала надобность предать его в руки римлян. Для этого необходим был предатель. И Иисус нашёл его — Иуду. Взял к себе в ученики, уже зная, что ему уготована участь предать учителя. Был разработан план, по которому действовали и Иисус, и бог, и люди. Следовательно, бог — подчинённое чему-то внешнему существо, ограниченное рамками, пусть даже собственноручно выстроенными, чего, как уже неоднократно говорилось, быть не может. Кстати, и Иуду ведь всё это оправдывает: он просто инструмент в божьих руках. Да не только оправдывает! Иуде выпала честь приложить руку к искуплению грехов человечества! Да, не он — так другой. Но в данном случае именно он. И без него не было бы искупления, никто бы Иисуса не распял, люди бы так и остались во грехе. Представляешь? Все ругают Иуду на чём свет стоит, а ведь следует наоборот — почитать его. Ведь это он посредством смерти Иисуса искупил людские грехи. Ты никогда не думал об этом так?
— Нет, — проговорил Мишка. — Никогда о такой трактовке не слышал даже.
— Теперь услышал, — усмехнулся Вовка. — Ну что, будут ещё какие вопросы?
— Дай мне почитать статьи твоего новосибирца.
— Бери, — Вовка нашёл в стопке нужные листы и передал их Мишке. — Можешь не возвращать, я ещё себе напечатаю.
— Спасибо. Я пойду. Мне надо почитать, подумать. Я позвоню.
Мишка позвонил в пятницу и сообщил, что завтра уезжает. Вовка обещал приехать на вокзал к отходу поезда.
В субботу за два с лишним часа до отъезда приятеля Вовка вышел из дома, чтобы успеть заехать в парк «Алые паруса» на берегу водохранилища. Он не был в нём уже лет пятнадцать, с самого детства, и решил посмотреть, насколько там всё изменилось. Доехав до Чернавского моста, он направился к парку вдоль проспекта. Слева через дорогу строились две новые высотки. Рабочие трудились даже сегодня: вращались краны, доставляя строителям плиты и кирпичи, каменщики возводили стены, а через ворота въезжали и выезжали грузовики. Справа, вдоль тротуара, вымощенного фигурной плиткой, шёл крутой склон, заканчивающийся песчаной площадкой, полого спускавшейся к воде и заросшей кустарником и деревьями. В этом месте проспекта Вовка не ходил уже давно. Он знал, что от тротуара вниз должны вести три лестницы, а когда здесь всё выложили плиткой, каждый раз проезжая мимо, он думал, хорошо бы посмотреть, как преобразились полуразрушенные спуски и дорожки, ведущие к берегу.
Дойдя до первой лестницы, Вовка посмотрел вниз. Увиденное вызвало усмешку: порожки остались такими же, как раньше — осыпавшимися и местами даже трудно различимыми. Новой плиткой выложили только верхнюю ступень. О дорожках на берегу и речи быть не могло: их попросту не было видно.
«Этого стоило ожидать, — подумал Вовка. — Наши городские власти никогда не сделают лишнего. Всё только на показ. Этих лестниц проезжающие мимо гости города не заметят: им виден только тротуар. Вот его-то и отделали, как следует. А остальное — пропади оно всё пропадом! У нас везде так: на центральных улицах всё покрасят, плиткой выложат, а свернёшь куда — свинарник свинарником. Оно и правильно: зачем для своих стараться? Они и так проживут. Вот о впечатлении гостей надо заботиться. Выстроили недавно в центре новый отель. Четыре звезды ему дали. А владельцы подумали, куда сможет пойти человек, поселившийся в таком отеле? Здание ведь стоит в глубине квартала. Вокруг — грязь, старые аварийные дома с отваливающейся штукатуркой и лепниной, разбитые дороги. Какое впечатление произведёт всё это на гостей? Не подумали. Сначала надо заботиться о своих горожанах, а потом о приезжих. А то так и получается, что у людей по два месяца горячей воды нет. Да и холодную часто на сутки или двое отключают. Африка прямо: к домикам в частном секторе выстраиваются огромные очереди людей с вёдрами! Приходится выстаивать несколько раз по часу, только чтобы элементарно помыться. И это всё в современном областном центре! Правильно иностранцы в своих выступлениях называют Россию страной третьего мира. Так оно и есть. Дикость!»
Подойдя к воротам парка, Вовка остановился и оглядел их. Кованая арка с металлическими буквами вся проржавела. Удивительно, как она ещё держалась. Некоторые буквы в названии были погнуты, а две настолько смяты, что нельзя понять, какие это буквы. По состоянию ворот Вовка понял, в каком виде предстанет и весь парк.
Он не ошибся: разбитые дорожки, местами заросшие травой, развалины детских площадок, пустые полянки, где раньше стояли аттракционы, а теперь остались только поломанные и исписанные молодёжью деревянные домики касс, остатки лавочек и грязь, грязь... Пройдя по нескольку таких дорожек, Вовка вышел к холму, на вершине которого возвышалась детская горка в виде живой головы из сказки Пушкина. Высотой с двухэтажный дом, голова была, наверное, единственным атрибутом парка, который не изменился внешне за прошедшие годы. Однако лежащих ранее возле неё доспехов и воткнутого в землю меча, якобы оставшихся от убитых воинов, уже не было — на металлолом, наверное, сдали. Остался один только щит, но скоро, возможно, и его не будет. Вовка огляделся: в парке гуляли семьи с детьми, но почему-то никто не приближался к горке и не катался. Он подошёл к голове и, заглянув внутрь, всё понял. За последние годы горка из детского аттракциона превратилась в общественный туалет. Не то что зайти туда, но и просто стоять рядом было трудно!
Вовка отошёл от печальной головы и сел на пенёк на скате холма. Отсюда был неплохой вид на водохранилище, и он решил немного задержаться. С воды дул прохладный ветерок, несущий запах заросшего пруда: воронежское «море» не чистили уже очень много лет.
«Был парк, и нет парка, — подумал Вовка. — Какие скоты! Превратить лучший детский парк города в свалку — это надо ещё постараться! Все только о своих карманах заботятся, хоть раз бы о людях подумали. Куда человеку пойти отдохнуть в выходные, после работы, куда детей сводить? Не в эти же развалины. Помню, здесь недалеко у берега стоял пиратский трёхмачтовый парусник в натуральную величину. Интересно, что же с ним?»
Вовка встал и отошёл правее на несколько шагов, чтобы заглянуть между деревьев. Увиденное его поразило: от парусника осталась только платформа у берега с торчащими из неё мачтами без поперечных перекладин. Создавалось впечатление, что кто-то воткнул в дно водохранилища огромную вилку зубцами вверх. Вовка никак не ожидал, что его взгляду откроется подобное зрелище. Повернувшись, он медленно вернулся к пеньку. Ветер утих. Приятно пахло хвоей. Вовка сидел, смотрел на мост, на противоположный берег и думал.
«Лишили людей отдыха. Скоро парк вообще вырубят и домами заставят. У Северного моста уже одну площадку вырубили, котлован выкопали. Видимо, строить какую-нибудь паршивую многоэтажку будут. Как они все надоели! Воронеж стал местом зарабатывания денег для москвичей. Все крупные торговые центры и магазины — московские, практически все заводы уже куплены москвичами, дома строят москвичи и для москвичей!»
Вовка вспомнил, как недавно в маршрутке услышал разговор двух строителей. Один из них рассказал, что половину квартир в строящемся доме, где он работает, купили жители столицы. Недавно даже приезжала некая балерина смотреть свою жилплощадь. Говорил, что для москвичей Воронеж — летняя база отдыха. Как в деревню съездить. Вспомнив московский воздух, Вовка заключил, что так оно и есть: когда из столицы приезжаешь обратно, дышится свободнее. Не намного, правда, но всё-таки...
«Выкачают всё из города, выжмут, как лимон, и выбросят на помойку! Даром, что предприятия московские, зарплаты всё равно воронежские: не намного больше прожиточного минимума у половины населения города. А чиновники всё продают и продают, любой клочок земли готовы продать. Сколько в городе незаконно строящихся домов? Сколько незаконно сравниваемых с землёй участков частного сектора, которых уже на планах города не существует, а люди там живут! В своих домах живут! Приезжают строители, выгоняют всех и начинают расчищать площадку под новый жилой комплекс. А людям куда? На улицу, бомжевать... Продают всё, что можно, денег куча, но тем не менее город — банкрот. Распихали все деньги по карманам и рады. А в городе дороги разбиты, водопроводные трубы зимой беспрестанно лопаются, потому что ставили уже изначально старые, квартплату постоянно повышают, цены на проезд уже скоро до московских, наверное, дорастут, в центре все магазины продуктовые и хозяйственные закрыли, а вместо них казино сделали. Город уже в какой-то Лас-Вегас превратился: на каждом шагу игровые залы, уличные игровые автоматы, казино... И ведь сколько дураков находится, играют! Известно же — не выиграешь никогда! Программа этого не допустит. Всё рассчитано на русских идиотов, что бросают в щель автомата монету за монетой и смотрят пустыми глазами в экран, где им никогда не увидеть ожидаемой комбинации. Как можно этого не понимать! Россия гниёт изнутри. Мы никогда не сможем выйти на сегодняшний европейский уровень. Никогда. Ни через пятьдесят лет, ни через сто. Всё останется, как есть: беднота, толпы идиотов на улицах, беспрестанные избиения иностранцев националистами с крестами на шеях... Пока чиновники не возьмутся за ум, не избавятся от игровых автоматов, религии, всеобщего алкоголизма, пока всё это не исчезнет или не сведётся к минимуму, ничего хорошего в этой стране не случится. Верующие алкоголики с разложившимися мозгами будут растить изначально тупых детей, которые потом, как многие уже сейчас, скажут: «Зачем учиться? Чтобы получать копейки? Лучше научусь штукатурить или сварщиком стану — денег куча будет. Или торговать пойду — заработаю на коттедж, на машину. А мозги... Кому они сдались?» И государство их в этом поддерживает: люди с высшим образованием получают в десять раз меньше необразованных! Это что — такая политика у государства? Кому оно тогда такое нужно? Из России при первой же возможности надо убираться подальше. Только вот куда и каким образом?.."
Вовка взглянул на часы — пора к поезду. Поднявшись, он поспешил к остановке.
Когда вошёл в здание вокзала, оставалось ещё двадцать минут. Найдя на табло номер пути, по подземному переходу прошёл к поезду. Мишка стоял у вагона и ждал приятеля. Улыбнулся, увидев спешащего Вовку. Крепко пожал руку.
— Ты не пропадай, — сказал Вовка. — Позвони как-нибудь. Или напиши.
— Хорошо, — ответил Мишка. — Ты тоже пиши.
— Приедешь ещё?
— Может быть... В конце лета, в отпуск.
— Сообщи — я встречу.
— Обязательно...
Наступило недолгое молчание. Приятели стояли рядом и старались друг на друга не смотреть. Мишка поглядел на часы, поднял с асфальта сумку и протянул Вовке руку:
— Ну, всё...
— Счастливо.
На лестнице Мишка обернулся:
— Я рад, что написал именно тебе, а не кому-нибудь другому.
Вовка криво улыбнулся и еле заметно кивнул в ответ. Мишка исчез в вагоне. Поезд тронулся.
Андрей Панов, октябрь 2005, редакция — 2017.