1. Надав и Авиуд, сыны Аароновы, взяли каждый свою кадильницу, и положили в них огня, и вложили в него курений, и принесли пред Господа огонь чуждый, которого Он не велел им.
2. И вышел огонь от Господа, и сжег их, и умерли они пред лицем Господним.
3. И сказал Моисей Аарону: вот о чем говорил Господь, когда сказал: в приближающихся ко мне освящусь и пред всем народом прославлюсь. Аарон молчал.
(Левит, 10)
В костре потрескивали объятые пламенем дрова, распространяя по комнате неяркий свет и приятное расслабляющее тепло. За грубо сделанным низким столом на подушках сидели двое. Перед ними лежали ячменные лепешки, стояли глиняные чашки и кувшин.
— Плесни еще вина, Надав, — сказал один.
Второй взял кувшин, но вдруг остановился и поставил его обратно.
— Что с тобой, Надав? — удивился первый.- Я же просил тебя налить вина.
— Может хватит, Авиуд? Много пить — грех, — тихо промолвил Надав.
— Грех?! А что же такое грех?
— Человек грешит, когда делает что-то не угодное богу. Иегове не угодно, чтобы мы пили. Так говорит Моисей.
Надав сидел, смиренно сложив руки на коленях, и пристально смотрел своими большими наивными глазами на брата. Авиуд же откинулся на подушки и полулёжа, хитро прищурившись, взглянул на Надава:
— Моисей... Ты веришь ему?
— Он вывел наш народ из Египта, он дал нам Закон божий. Как можно ему не верить?!
Авиуд ухмыльнулся:
— А ты думал когда-нибудь о том, сколько лет Моисей разгуливал по пескам?! Сколько людей отправилось из-за него на «тот свет»? И объясни мне, брат, о каком законе ты говоришь?
— О Божьем, — пролепетал Надав.
При этих словах Авиуд перегнулся через стол как можно ближе к брату и медленно проговорил:
— Так их же два.
Лицо Авиуда было красным от света пламени, и глаза его горели. Надав испуганно отшатнулся.
— Один Закон Моисей прочёл людям, — продолжал Авиуд,- а другой — хранится в скинии. Я читал его.
— Нет, — попытался возразить Надав, — этого не может быть. Закон один.
— Как же! Какой Закон тебе известен? О жертвоприношениях, праздниках и истреблении иноверцев? «Жертвенники их разрушьте, столбы их сокрушите, вырубите священные рощи их...»1 Это ты знаешь?
— Да, — ответил Надав.
— Но есть и другой Закон, который Моисей тщательно скрывает от глаз людских. А знаешь почему? Потому что сказано там: «Не убий»2! С таким Законом мы бы не смогли отобрать земли у других народов. Моисей понимает это и делает все, чтобы никто не узнал Первый Закон.
— Откуда же их два?
— Помнишь, Моисей разбил первые скрижали, увидев тельца? Не со зла он это сделал, не сгоряча! Уже тогда, когда он увидел народ, поклоняющийся статуе, тогда в мысли его закрался грех, желание, противоречащее написанному на плитах, которые держал он в руках. Моисей должен был разбить скрижали. И разбил, чтобы не смогли его потом упрекнуть в убийстве трех тысяч человек3! Он прикрывался именем бога, он лгал всем — ведь Закон-то не тот!
— Моисей... лгал? — испуганно пробормотал Надав.
— Да, лгал, — кивнул Авиуд.
— Моисей лгал, — повторил Надав.
— Успокойся, братец. Налей вина.
Надав беспрекословно подчинился. Братья выпили, отломили по кусочку лепешки. Во дворе проблеяла овца.
— Теперь, Надав, ты понимаешь, что далеко не всему, произносимому Моисеем, можно верить?
— Но ведь Закон ему давал бог, — воодушевленно воскликнул Надав. — Иегова не мог дать два разных Закона.
— В этом ты прав: бог не мог дать два Закона. Но предположим (ты только не пугайся — представь, что это игра), предположим, что бог... не существует.
При этих словах Надав раскрыл рот и весь как-то съежился, будто боялся, что его ударят.
— Да, — продолжал Авиуд, — представь, что бога нет. Тогда Моисей, придумав первый Закон и увидев, что он не подходит, преспокойно разбил плиты, сделал нужное ему дело, затем поднялся обратно на Синай и начеркал очередные скрижали. А тот, изначальный Закон, записал на другие таблички и оставил в скинии до лучших времен. Это все так просто, когда люди тебе верят и сами хотят подчиняться!
— Я не могу этого принять, — замотал головой Надав. — Ты всё не то говоришь. Всё не то... Это грех...
— Хорошо. Подойдем к этому вопросу с другой стороны. Как Моисей описывает бога? Какими качествами он его наделяет? Что есть сущность Иеговы?
— Любовь, доброта...
— Тогда почему Моисей призывает беспрекословно подчиняться Иегове? Почему мы должны принимать Закон как приказ? Ведь бог — сама любовь, он бесконечно добр. А такой бог просто не в состоянии приказывать. Такой бог может только давать советы, а мы уже должны решать, как нам поступить: прислушаться к нему или сделать по-своему. И даже в этом случае бог не в силах нас наказать, у него даже мысли такой не может появиться, поскольку из-за своей доброты он не способен причинять зло. И тут мы приходим к противоречию.
Моисей, на свою беду, рассказывает много «поучительных» историй, над которыми стоит немного подумать и придешь к выводу, что бога-то нет. Конечно, можно предположить и другой вариант: что Моисей врет, что все истории придумал он сам, а бог существует, но ничего не может поделать с пророком в силу своей бескрайней любви к нему (впрочем, как и ко всем). Он может только сказать: «Моисей, обманывать не хорошо». А тот плюнет на это замечание и продолжит своё дело дальше.
— Что же тебе не нравится в рассказах Моисея? — спросил Надав. — По-моему, всё, что там происходит, совершенно естественно, — он уже не боялся, а с интересом ждал ответа брата.
— Да, естественно. Для человека. Но бог-то — не человек. Бог — средоточие любви и доброты, он не знает ни злобы, ни страха, ни зависти. У Моисея же получается всё наоборот! Вспомни хотя бы Адама и Еву. Иегова якобы запретил им есть с дерева посреди рая, угрожая, обрати внимание, смертью (это добрый бог-то!). Но как только Адам с Евой съели плоды дерева, бог испугался: «Люди мне не подчиняются! Как же так?!». Тут оказалось, что есть ещё и дерево жизни, дарующее бессмертие. Тогда Иегова совсем запаниковал: «Как бы не простер Адам руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно», и изгнал людей из рая4. Как же так случилось? Почему это все произошло? А просто бог убоялся, что Адам и Ева станут равными ему и отберут власть! Уже в этом случае можно обнаружить пару «грешков божиих»: страх, гордыня, гневливость. Разве бог может обладать такими качествами? Может?
— Н-нет, — запинаясь, ответствовал Надав.
— Нет. Конечно, нет! А Моисей говорит: «Да»! Или еще: потоп. Почему бог затопил землю? Потому что «увидел господь, что велико развращение человеков на земле»5. Люди стали забывать бога, стали всё меньше молиться, реже приносить жертвы, стали совершать так называемые грехи. Тут, по словам Моисея, бог «воскорбел в сердце своем». И как обиделся! Затопал ногами, затряс руками над головой: «А-а-а! Люди меня не любят!! Всех, всех утоплю!». И ведь утопил. Оставил только своего любимчика Ноя, который «обрел благодать пред очами господа»6, потому что очень уж набожным был. Ну как тут не подумать, что Иегова очень тщеславный? Он испытывает поистине божественное наслаждение, когда вся созданная им толпа падает на колени и кричит со слезами на глазах: «Боже! Боже!». И ещё, написано: «Ты не должен поклоняться богу иному, кроме господа; потому что... он — бог ревнитель»7. Его гложет ревность, и волны гордыни поднимаются в его душе: «Ка-ак?! Другим богам? Отвернулись от самого меня?! От самого доброго, лучшего из лучших! Ну получите же! Нате!». Разве Иегова может завидовать, ревновать и подло мстить?
— Не может, — прошептал Надав.
— Значит: или бога нет, или Моисей нагло врёт. Или бог — средоточие любви и доброты, или его не существует вовсе! — заключил Авиуд.
— Но как же... Как же Моисею не стыдно обманывать людей? Ведь все ему верят, все считают его гласом божиим. Как же он может? — голос Надава задрожал, и на глаза навернулись слезы.
— А ты посмотри, как Моисей с нашим отцом Аароном обирают всех. Какие нелепые законы о жертвах на праздники, жертвах за грехи и прочее! Ведь на алтаре сжигается небольшая часть этих жертв, остальное же мы берем себе. Да, Надав, мы. Что ты сейчас ешь? Что пьешь? Мы же не пашем, не сеем, не выращиваем виноград. Наше дело небольшое: молиться и приносить всесожжения, а народ доставляет нам еду. Выходит, мы с тобой пособники Моисея в его обмане, мы наживаемся на страданиях народа! Как ты можешь спокойно спать, осознавая, что погряз во лжи? Я не понимаю, как?!
Надав, стыдливо опустив глаза, произнес:
— Но что же мне делать, брат?
— Есть выход: я хочу проверить, существует ли бог на самом деле. Мы сейчас возьмем свои кадильницы, зажжём в них огонь из нашего очага, а не из скинии, пойдем к алтарю и будем молиться. Если бог есть, он начнет разговаривать с нами. Укажет нам на то, что принесли мы огонь чуждый в обитель его. Тогда мы раскаемся, а после раскроем обман Моисея перед людьми и будем истинными священниками господа нашего. А если Иегова не заговорит с нами, значит — нет его, а Моисей просто обманщик. Я убью его и стану жить, как все: возделывать землю, пасти скот, и никто больше не возродит эту подлую веру в народе нашем. Ты идёшь со мной, брат? Сегодня решается судьба народа. Помоги мне.
Надав колебался: он кусал губы и, погрузившись в раздумья, неосознанно ломал на тарелке кусок лепешки. Авиуд раздраженно выдернул из его рук остатки еды и воскликнул:
— Ну же! Отвечай: идёшь со мной?
Надав посмотрел брату в глаза и тихо ответил:
— Да, иду.
Авиуд широко улыбнулся.
Они зажгли в кадильницах огонь, вложили туда курений и вышли во двор. Многочисленные облака скрывали от их взора луну и звезды. Ночь была темная и тихая. Только изредка из овчарен раздавалось блеяние какой-нибудь одинокой, не желающей спать, овцы. Братья, стараясь неслышно ступать, чтобы никого не разбудить, осторожно приблизились к скинии и, осмотревшись по сторонам, вошли в первый зал.
— Останемся здесь или пойдём дальше? — прошептал Надав.
— Идём к алтарю, — так же шепотом ответил Авиуд.
Тут в темноте метнулась тень, Надав вскрикнул и, захрипев, упал. Авиуд резко обернулся и воскликнул:
— Кто тут?!
Кадильница осветила тело Надава с вывалившимся изо рта языком и выпученными глазами. Авиуд отступил назад, и вдруг перед ним выросла фигура Моисея. Длинная борода его светилась красным от огня авиудовой кадильницы, а на лицо ложились такие тени, что оно приобрело зловещее выражение.
— Я всё знаю, — признался Моисей. — Елеазар, брат ваш, рассказал всё, что слышал. Ты хотел убить меня, разрушить нашу веру, традиции, которые с таким трудом создавались, стереть всё! — глаза первосвященника горели от гнева, голос гремел под сводами скинии. — Но этого не случится, Авиуд. Я, Моисей, — глас божий, бич божий, сам бог! — говорю тебе это!
«Он же сумасшедший», — пронеслось в голове Авиуда.
— Так, значит, бога нет? — дрогнувшим голосом спросил он.
— Я — бог, я — Иегова, я — Элогим, я творю законы, я наказываю людей за их грехи, я правлю народами от своего имени, от своих многочисленных имен! Я — Создатель, а вы — твари дрожащие! И за ваши деяния я — бич божий, вершитель правосудия, клинок истины, — покараю вас! Да гореть вам в геенне огненной во веки вечные! Аминь.
С этими словами Моисей вонзил в тело Авиуда жертвенный нож. Авиуд простонал и медленно опустился на пол.
— Ифамар, Елеазар, — воскликнул убийца. — Возьмите мертвых братьев ваших, отнесите в дальние покои, снимите одежды их и обжарьте на жертвенном огне алтаря тела Надава и Авиуда. Элогим с наслаждением вкусит запах горелой кожи изменников. После того, как обгорят они, наденьте на них одежды их, позовите Мисаила и Елцафана, сынов Узиила, и вместе с ними вынесите тела на обозрение народу. Скажите: такова воля Иеговы, господа нашего, ибо они согрешили, и так освятился господь в приближающихся к нему.
Когда Елеазар и Ифамар вышли, унося тела убитых братьев, Моисей подошел к стоящему на коленях Аарону. Тот плакал и смотрел на свои ладони, которыми несколько минут назад задушил собственного сына.
— Мы не могли позволить им уйти живыми, — произнес Моисей. — Завтра все узнали бы о том, что они сделали. Все! Понимаешь?! Мы с тобой завтра же сами оказались бы на алтаре вместо баранов и тельцов! Ты об этом не думал? У этой веры есть будущее, она просуществует тысячи и тысячи лет! Нашему Элогиму будут приносить жертвы миллионы, миллиарды! Но только, если мы с тобой не дадим угаснуть ей, затеряться среди других религий, проиграть им на веки вечные. Ты хочешь этого, Аарон? Хочешь?!
Аарон молчал...
Андрей Панов, февраль 2003.
_____________________
1 — Исход, 34:11-28.
2 — Исход, 20:1-17.
3 — Исход, 32:19-29.
4 — Бытие, 3:1-6, 22-24.
5 — Бытие, 6:5-7.
6 — Бытие, 6:8.
7 — Исход, 34:14.