«Поздравляем! Вас выбрали для участия в международной исследовательской экспедиции в систему Сафари-35 на звездолёте “Гагарин”. Вам следует прибыть 01.07.2117 г. к 9:00 в офис корпорации “Роскосмос” по адресу: ... В случае нежелания участвовать в экспедиции, просим как можно скорее уведомить нас о вашем решении ответом на это письмо».
Павел свернул сообщение, опустил рюкзак на пол и сел на табурет. «Ну вот и всё... Мечтал уехать подальше и надолго — получите, распишитесь. Что у нас сейчас? Пятница, 25 июня. Меньше недели осталось... Как же неожиданно-то...»
— Чай готов, — сообщил ровный мужской голос квартирного ИскИна.
— Спасибо, Дживс, — ответил Павел. — Мне тебя не хватало.
— Вас не было четыреста двенадцать дней, девятнадцать часов, тринадцать минут и двадцать две секунды. Поездка была плодотворной?
— Да, — Павел встал. — Сейчас выпью чая, приму душ и поеду в университет — сдавать материалы.
— К вашему возвращению я приготовлю борщ и пирожки с яблоками.
— Отлично! По ним я тоже скучал.
Павел, высокий, худой, с узким уставшим лицом и соломенного цвета волосами, прошёл на кухню, там же помыл руки и, взяв из ниши автоповара чашку крепкого чая с бергамотом и блюдце с маковым рулетом, сел за стол напротив окна. За стеклом простирался деревенский ландшафт, ярко освещённый солнцем.
— Дживс, убери трансляцию с окна, — попросил Павел.
Изображение пропало, и Павел увидел окна противоположного крыла дома и несколько разноуровневых перемычек-коридоров, соединяющих различные корпуса. Было утро, и солнце, так же как и на трансляции, светило ярко, отражаясь от системы зеркал жилого комплекса, где на семьдесят втором этаже в двухкомнатной квартире жил Павел Васильев. Так непривычно было смотреть на всё это после года, проведённого в амазонских джунглях среди аборигенов племени Дслая — одного из последних неконтактных, оставшихся на Земле.
«Всего пять дней, — снова подсчитал Павел. — А что потом? Я никогда больше не увижу ни Воронежа, ни этой квартиры... Кто знает, что будет здесь через восемьдесят лет? И ни одного знакомого человека во всём мире, кроме моих спутников... А нужно ли мне это сейчас — спустя год? Или я всё-таки не смогу нормально жить, зная, что она где-то рядом?..»
И в его памяти всплыл один старый стих:
Неправда, будто время лечит;
Оно — не врач, а агроном,
Что боли семена селекчит,
Одно хранит, другое мечет
В сознанья рыхлый чернозём.
И всходы новые ростками,
Лучами гретые луны,
Взойдут бессонными ночами
Колосьями вины.
И жизнь тогда тобой довольна,
Когда, поля вспахав раздольно,
Мучительно чтоб было больно,
Ты жал плоды[1].
«Нет! Обрубить, отрезать всё разом! Через пять дней. И не иметь возможности вернуться. И никаких надежд. Да, нельзя отступать. Раз начал — надо завершать».
Павел допил чай и отправился в ванную.
На кафедре Павла уже ждали и ознаменовали его появление хлопком пробки шампанского и аплодисментами.
— С возвращением, Паша! — приветственно протянул полный бокал заведующий кафедрой Юрий Некрасов. — Ну, где твои эксабайты информации?
— Здесь, — похлопал себя по нагрудному карману Павел и взял бокал. — Всё здесь.
— Значит, пьём за успешную экспедицию!
Звякнули бокалы.
— Я в следующем году выделил время для спецкурса, — сказал Юрий. — Думаю, данных тебе хватит на целый курс, а?
— И на десяток статей хватит, и на фотовыставку, и на вирс-музей, — успокоил Павел.
— Ну, не будем тебя отвлекать. Давай закачивай всё в хранилище и оформляй по правилам. Там, наверное, часа на два-три работы, так ведь?
— Не меньше, — подтвердил Павел.
— Тогда всё! — объявил Юрий. — Коллеги, расходимся.
Сотрудники пожали Павлу руки, ещё раз поздравили с возвращением и разошлись.
— Юра, — остановил в дверях Некрасова Васильев, — есть один момент. Надо поговорить.
— Ну давай, — Юрий подвинул кресло и сел, закинув ногу на ногу.
— В следующую среду я уезжаю.
— Надолго? К сентябрю вернёшься?
— Нет, не вернусь. Спецкурс придётся читать кому-то другому. И статьи писать, и музей оформлять, и всё остальное.
— И куда же ты, позволь спросить? — нахмурился Юрий. — В другой университет? В научный институт? Почему я не знаю?
— Я лечу на звездолёте «Гагарин».
Брови Юрия поползли вверх:
— Серьёзно?!
— Абсолютно. Сегодня только письмо от них пришло — меня выбрали.
— Ничего себе! — Юрий поднялся с кресла и провёл ладонями по волосам ото лба к макушке. — Ничего себе! Это же... Это же на пятьдесят лет? Или сто?
— Восемьдесят, — уточнил Павел.
— Ёлки! — протянул Юрий.
— Я сам удивился. Заявку подавал осенью пятнадцатого — уже и забыть успел.
— И ты полетишь?
— Да. Я — любитель дальних и долгих экспедиций. Ты же знаешь, — с грустью улыбнулся Павел.
— Значит, можно поздравлять?
— Можно.
Юрий схватил и крепко пожал руку Павла:
— Силён! Не ожидал. Жаль, не увижу результатов.
— К тому времени уже что-нибудь изобретут для продления жизни, — успокоил Павел.
— Да ну тебя! — отмахнулся Юрий. — Сколько всего заявок было?
— Пять с лишним миллионов. А по моей специализации — около двадцати тысяч.
— Не слабо! Получается, ты лучший, Паш?! И я тут стою рядом с лучшим этнологом Земли и жму ему руку? Это нельзя не запечатлеть.
Юрий настроил кафедральную камеру видеонаблюдения, встал плечом к плечу с Павлом и вложил свою правую ладонь в его. Сделав несколько объёмных фото, он вернул камеру на место и сказал:
— Завтра же повешу фотографию на стене — вот здесь, — он показал, где. — Дома сегодня подпишу, как следует, и повешу. И в коридоре рядом с кафедрой. И на кафедральном сайте. Пусть все знают, что ты работал тут.
— Спасибо, — смутился Павел. — Мне приятно было работать с тобой. И со всеми остальными, конечно.
— Тогда во вторник я жду тебя здесь — устроим тебе отвальную. Только смотри — приходи, а то мы обидимся.
— Приду, — успокоил его Павел. — Куда ж мне теперь деваться!
— А сувениры тебе с собой брать можно?
— Очень небольшие.
— Хорошо. Я тебе на память о кафедре что-нибудь подарю, — подмигнул Юрий. — А сейчас есть просьба — покажи мне вирс-модель деревни Дслая по-быстрому? Очень уж хочется увидеть всё вместе с тобой.
— Давай. Где?
— Пойдём в кабинет, — пригласил Юрий, раскрывая дверь.
Сеанс виртуальной симуляции начался в джунглях, за несколько сот метров до деревни Дслая. Аватары Павла и Юрия стояли среди густых кустов в тени высоких деревьев, оплетённых лианами. Неба видно не было. Стояла гробовая тишина.
— Вот там, — показал рукой Павел, — за теми зарослями — деревня. Идём.
Они вышли на широкую поляну, посреди которой стояла большая соломенная хижина.
— Это матола, — пояснил Павел. — Их общий дом.
Рядом с хижиной вокруг костра собрались полностью голые индейцы-мужчины с длинными боевыми дубинками, окрашенными в красный цвет. По щекам индейцев тоже проходили красные полосы. С другой стороны хижины полукругом прямо на земле сидели женщины с детьми. Ещё несколько человек стояли в разных концах поляны отдельно ото всех. Никто не двигался, даже языки пламени костра замерли.
— Это пока всего лишь модели, построенные по моим записям, — сказал Павел. — К сожалению, я уже не успею написать для них сценарии. Вам придётся самим изучить все материалы, добавить комментарии, подсказки, «оживить» модели, озвучить и так далее.
— Будет работка нашим программистам на лето! — с удовольствием отметил Юрий.
Они подошли к костру.
— Вот этот парень, который варит в котле кураре, — указал Павел на крепкого индейца с суровым лицом, — Катчепан, лучший воин племени. Прошлым летом, когда я жил у них всего три месяца, он убил двух бразильцев где-то в километре от деревни. Не знаю, как они сюда забрели и зачем, но сделали это зря — Дслая не любят незнакомцев. Каждый незнакомец для них — враг.
— А как же тебя не убили? — поинтересовался Юрий.
— Меня привёл их друг с исследовательской станции на границе заповедника. И всё равно потом почти полгода я боялся, что чем-нибудь вызову гнев индейцев. Не очень приятно целыми днями находиться в обществе этих мрачных и суровых парней с дубинками наготове. Но со временем привыкаешь. А когда мне подарили духовую трубку с дротиками и научили ими пользоваться, страх совсем прошёл. Я, кстати, привёз и трубку, и дротики для музея.
— Отлично!
Павел подвёл Юрия к женщинам:
— Третья справа — вождь племени по имени Мата. Даже Катчепан её боится. И все слушаются беспрекословно. Это она максимально интегрировала меня в племя и настаивала, чтобы со мной общались. Приставила ко мне одного из воинов — Текуна, который присматривал за мной, объяснял всё и оберегал. Я охотился с индейцами на кабанов и обезьян, ловил рыбу сетями из виноградной лозы, собирал урожай кукурузы и охранял деревню по ночам с собственноручно изготовленной дубинкой. Мне даже предложили жениться и переехать из палатки в матолу! — Павел усмехнулся.
— Отказался? — укоризненно покачал головой Юрий.
— Разумеется.
— Зря! Жизнь у них, я вижу, беспроблемная.
— Единственная угроза — соседние племена, которые могут напасть в любой момент. Но за всё время, что я там жил, этого не случилось. Хотя сами Дслая, надо сказать, всегда на взводе.
Они вошли в хижину через низкий дверной проём.
— В племени семь семей. И матола условно поделена между ними — видишь семь кострищ? — спросил Павел. — По одному на каждую семью.
Между многочисленными столбами, поддерживающими крышу, висели гамаки для сна. Рядом с некоторыми в земле виднелись узкие ямки.
— Это мужские гамаки, — пояснил Павел. — В ямки вставляют дубинки, чтобы они всегда стояли вертикально, и их было удобно быстро схватить в темноте.
Выйдя из матолы, Юрий и Павел сделали круг по поляне и познакомились ещё с несколькими индейцами.
— А там за деревьями, — махнул рукой в сторону Павел, — река. На берегу стоят лодки, и можно позаниматься рыбалкой. Только модель пока не полная. Так — наброски. Мы туда не пойдём. Программисты потом доделают... Вот, наверное, и всё. Выходим?
— Выходим, — вздохнул Юрий. — Хотя здесь уж больно хорошо. А когда добавим запахов и звуков!
Джунгли пропали. Коллеги снова оказались в кабинете Юрия.
— Ну что ж! — радостно сказал он, поднимаясь с кресла. — Поздравляю! Модель великолепна. После доработки это будет просто бомба. Сразу на английском делать или и русский вариант тоже?
— Давай сначала на русском, а потом перевод. Хочется модель не только в университете использовать, но и в широкие массы пустить. Устраивать экскурсии по деревне Дслая.
— Согласен, — поддержал Юрий. — Это безумно интересно.
— Ну что, я пойду заниматься оформлением?
— Да, иди. Я и так много времени у тебя отнял. Но не забудь — во вторник отвальная! — подмигнул Юрий.
Тем же вечером Павел заглянул в своё любимое кафе у Кольцовского сквера, чтобы встретиться с другом детства Сашкой Щёголевым. Сашка всегда был очень эмоциональным и увлекающимся, но непостоянным — в любое новое хобби уходил с головой, однако спустя короткое время охладевал к нему и начинал искать что-то другое. Поэтому Павел не очень удивился, узнав, что Сашка решил сменить пол. И совсем его не поразила новость о том, что Сашка, побыв без малого полгода девушкой, снова лёг в клинику и вернулся в своё первоначальное состояние.
Оказавшись внутри кафе, Павел сразу заметил друга — тот сидел за столиком, развалившись в кресле и зачем-то укрывшись ви-маской с собственным изображением. То, что это ви-маска, Павел понял по стандартному лёгкому свечению вдоль контуров тела. Но зачем Сашке это делать? В замешательстве Павел нажал на зелёный кружок над головой Сашки, раскрыв его нимб-меню, — да, без сомнения это был его друг детства.
— Привет! — подошёл к столику Павел.
— Привет! — ответил Сашка, широко улыбаясь. — Садись.
Павел опустился в кресло.
— Что это ты в такой маске?
— М-м! — улыбнулся Сашка и отключил её. — Фокус-покус!
Перед Павлом предстала симпатичная шатенка, напоминающая чертами лица Сашку Щёголева.
— Вот тебе раз! — воскликнул Павел. — Я когда в Бразилию уезжал, ты ж ещё мальчиком был!
Сашка развёл руками:
— Ну-у... Наконец-то я окончательно понял, что мужской пол не для меня.
— Для этого пришлось столько раз меняться?
— А что поделаешь? Только практика всё расставляет по местам.
— Аватар тоже поменял?
— Нет, — помотал головой Сашка. — В вирсе я пока мальчик. Очень, кстати, интересно и необычно получается. Попробуй купи себе женский аватар — гарантирую незабываемые впечатления.
— Нет, спасибо. Мне сейчас не до экспериментов.
— А что так? Всё Лизу свою вспоминаешь? Экстремальные условия жизни среди диких индейцев не выбили из твоей головы всю эту муть?
— Саш, давай не будем? — попросил Павел.
— Ну извини. Я не думал, что всё так серьёзно. Ладно, — махнул Сашка рукой. — Чем думаешь заниматься теперь? Ещё куда рванёшь?
— Рвану.
— Куда?
— На Джефферсон.
Сашка поднял левую бровь:
— Я правильно понимаю — это та самая планета? Куда «Гагарин»?
— Угу, — подтвердил Павел.
— Когда уезжаешь?
— В среду вечером.
— Да-а, — протянул Сашка, — это приключение похлеще всяких Бразилий! А что нигде не пишут? Состав экспедиции вроде так и не объявляли.
— Я думаю, нас сначала в Москве протестируют по полной программе, — предположил Павел. — А уж когда утвердят, тогда и объявят.
— Чёрт! Повезло тебе! Заодно и будущее повидаешь, когда вернёшься. Это какой же год будет?
— Девяносто седьмой.
— Ух! — выдохнул Сашка. — Это мне сто тринадцать стукнет! Надеюсь, инсульт не долбанёт к тому времени. Представляешь, ты приезжаешь — тебе тридцать четыре, а мне сто тринадцать, но выглядим мы одинаково молодыми! У меня, наверное, уже все органы будут новые, кости искусственные, кожа синтетическая, — замечтался он. — Ты меня и не узнаешь!
— Узнаю! — улыбнулся Павел. — Куда я денусь?!
— Эх! Ладно, давай закажем что-нибудь — а то я что-то после твоих новостей есть страшно захотел, — сказал Сашка и развернул меню кафе. — Ой, то есть захотела, — поправился он. — Никак не привыкну ещё.
До Старой Хворостани — села, где была дача Васильевых, — оставалось ещё десять минут. Такси уже миновало Нововоронеж и ехало по дороге вдоль берега Дона. У Павла не было своего автомобиля, да он ему был и не нужен — в крупных городах уже давно действовал запрет на пользование личным транспортом, в командировки Павел ездил слишком далеко, а на дачу слишком редко. И такси для таких поездок подходило как нельзя лучше.
Справа за мирно текущей рекой возвышались меловые скалы, освещаемые ярким полуденным солнцем, а слева вдали за сосновым лесом виднелись многоэтажные кубы полностью автоматизированных пшеничных и подсолнечниковых ферм, работу которых уже много лет поддерживал отец Павла. Родители — Ярослав Васильев и Анна Векшина — давно перебрались в село и жили там почти круглый год, хотя Анне и приходилось чуть ли не каждый день ездить в Нововоронеж, где она работала главным врачом городской больницы.
Такси въехало в село и, свернув на Лесную улицу, остановилось у дома Васильевых. Павел вышел, закинул рюкзак на плечо и зашагал к раскрывшейся перед ним калитке.
Анна встречала его у двери дома:
— Пашенька! — она обняла и поцеловала сына.
— Привет, мам! — ответил Павел.
— Как хорошо, что ты приехал! Отец тебя так скоро не ждал. А я была уверена, что ты сразу к нам, как вернёшься.
— А где папа?
— Его на вторую ферму вызвали — что-то там полив заглючил на четвёртом уровне. Техник сам не справился. Через часок-другой вернётся.
— Ясно. Я тогда вещи заброшу в комнату и пойду прогуляюсь. Сообщи потом, как папа вернётся — у меня важная новость.
— Для него?
— Нет. Вообще. Для всех.
— Хорошо. Я позвоню, конечно. Пойдём.
И Павел вошёл в бесшумно раздвинувшиеся стеклянные двери.
Прогуливаясь по аккуратным, вымощенным брусчаткой, улицам Старой Хворостани с их ухоженными палисадниками, кустами спиреи и сирени, высокими туями, разлапистыми можжевельниками, раскидистыми каштанами и изящными берёзами, Павел размышлял о том, что же может удержать его на Земле. Что он не в силах оставить и улететь на долгие годы, стерев всё прошлое начисто?
Родители? Но они, кажется, прекрасно живут одни и не испытывают большого недостатка в общении с ним. Они поглощены работой и друг другом — его отъезд не будет для них ударом.
Друзья? Да какие друзья? Сашка? Сашка собирается встречать его с цветами у трапа через восемьдесят лет. Оптимист! Кстати, кем он тогда будет — мальчиком или девочкой? Может, всем сразу? Вот это будет зрелище!
Павел незаметно для себя вышел к набережной Дона. Вдоль парапета прогуливалась, держась за руки, влюблённая парочка, кто-то уединился на скамейке в тени свисающих почти до самой земли ветвей огромной ивы, а чуть поодаль, на мосту, стоял рыбак, напряжённо наблюдая за поплавком. Над мостом светилась виртуальная надпись «Счастливого пути! Возвращайтесь к нам!».
Павел отошёл подальше от людей, встал у парапета и всмотрелся в мерное течение реки, вслушался в деревенскую тишину, так разительно отличавшуюся от тишины бразильских джунглей.
Что осталось? Лиза? Лиза... Та, что растворилась в городской суете и осталась лишь в его воспоминаниях. Любовь, от которой он хочет, но не может избавиться. От которой сбежал к индейцам. Но вот он вернулся, и всё, всё в этом городе напоминает о ней — и квартира, и остановка аэробуса на Остужева, и кафе у университета... Она где-то здесь, рядом, ходит по этим улицам, смотрит на те же дома, ездит на том же метро. Сколько он ещё это выдержит? И выдержит ли? А экспедиция поможет окончательно оставить её в прошлом, потерять навсегда и неотвратимо.
С Лизой Павел познакомился два года назад. Тем майским вечером он зашёл поужинать в кафе рядом с университетом, заказал запеченного лосося с салатом из свежих овощей и тут через два столика от себя увидел её. Девушка пила кофе и задумчиво смотрела в окно. Подкрученные пряди её густых каштановых волос создавали ощущение лёгкости, а отрешённое лицо, зелёные глаза и тонкие брови притягивали к себе как магнит.
Профиль девушки оказался закрыт, и только имя было доступно всем. Павел сразу же понял, что если не подойдёт к ней и не заговорит, это будет самой большой ошибкой в его жизни.
— Добрый вечер! — произнёс Павел, подойдя к её столику и отодвигая стул.
Лиза, не отрываясь, продолжала наблюдать за происходящим снаружи.
— Вы так увлечённо смотрите на улицу, будто очень хотите быть там, а не здесь, — заметил Павел. — Может быть, я могу помочь?
— Не стоит, — ответила Лиза и встала.
Павел догнал её на ступеньках кафе и тут же, повинуясь неожиданному порыву, обнял за талию, прижал к себе и поцеловал. Хлёсткая пощёчина вернула его в чувства. Но Павел только улыбнулся:
— Я мечтал об этой пощёчине с того момента, как сел к тебе за столик.
Он снова поцеловал её, но теперь в щёку, и уткнулся в так притягательно пахнущие волосы. Лиза не вырывалась, а, к его удивлению, тоже обняла его и прошептала:
— Пойдём.
Через полчаса за ними закрылась дверь квартиры Павла, где он сразу же отключил Дживса и Сеть, и не открывалась два дня. На третье утро Лиза встала рано, оделась и присела на кровать рядом с ещё сонным Павлом. Погладила его по волосам и тихо сказала:
— Я ещё вернусь...
— Что? — открыл глаза Павел.
Но Лизы рядом уже не было.
Прекрасен мир твой. Но и мой, смотри, —
Он так же ярок и чуть более податлив.
Обогатятся параллельные миры
При встрече; но в один сольются — вряд ли.
Прошло почти два месяца. Павел безуспешно пытался отыскать Лизу в Сети и уже практически сдался, как вдруг однажды утром, отправившись в университет, вышел из лифта на платформу аэробуса и увидел её. Лиза стояла всего в нескольких шагах впереди и прямо смотрела на него вызывающим взглядом зелёных глаз.
С бешено колотящимся сердцем Павел подошёл к ней:
— Почему ты исчезла? Не позвонила, не написала?
Лиза медленно провела пальцами по его щеке и перевела взгляд куда-то вдаль:
— Спешишь?
— Куда же я могу спешить рядом с тобой? — ответил Павел.
— Пойдём к тебе.
Павел взял её за руку и повёл к лифту.
На следующее утро, когда Лиза собралась уходить, он остановил её у двери:
— Куда ты?
— Я больше не приду, — твёрдо ответила она.
— Как так? Почему?
— Так надо.
— Ты должна сказать, в чём причина, — потребовал Павел.
— Ничего нельзя изменить, — отвела взгляд Лиза.
— Всегда всё можно изменить, — уверил Павел. — Нет таких ситуаций, с которыми нельзя справиться.
— Только не в этом случае.
— Я тебя не отпущу. — Павел крепко прижал Лизу к себе и прошептал на ухо: — Выходи за меня замуж.
Она испуганно отстранилась:
— Не говори глупости!
— Я серьёзно. Я ещё никогда не был так серьёзен, как сейчас. Я люблю тебя и не хочу терять.
Лиза вырвалась из объятий Павла:
— Нет, нет... Не говори так. Не говори вообще! Молчи! Я не могу остаться. Просто не могу.
— Но...
— Молчи! — Лиза быстро поцеловала Павла и со слезами на глазах выскочила за дверь.
Я сказал: «Ведь не вечно мы вместе с тобой,
как любые союзы под вечной Луной?»
Ты кивнула поникшими вниз волосами,
Был, как сердца разрыв, тот кивок роковой.
Что ж теперь? Вспоминать, как я был дураком?
Иль сейчас утопиться в стакане с вином?
Или рваться вперёд, как собака борзая,
Ощущения все отложив на потом?
Мне не нужно от жизни уже ничего,
Пустотою живёт всё моё существо.
В нём залатаны раны судьбы лоскутами,
И бог весть, сколь ещё залатать суждено.
Что бы ни было; я от зари до зари
Слышу твой из глубин доносящийся ритм.
Небывало отчётливо верю и знаю:
Ты навеки со мной; у меня ты внутри.
Тот октябрьский день был одним из последних тёплых деньков осени 2115 года. Ветра почти не было, на небе ни облачка, ярко светились на солнце жёлтые и красные листья деревьев.
Павел сидел на террасе кафе у памятника Никитину, попивая коктейль со льдом и наблюдая за прохожими. И вдруг из кинотеатра вышла она. У Павла вмиг перехватило дыхание и пересохло во рту. Он машинально пригубил коктейль, но будто выпил не напиток со льдом, а чистый кипяток — так всё загорелось внутри и помутилось в голове от улыбки Лизы, её длинных раздуваемых ветром волос, её походки.
И только тут Павел заметил — Лиза вела за руку маленькую девочку, лет трёх. А за ними из дверей вышел высокий крепкий мужчина в деловом костюме с модно уложенными волосами и длинными бакенбардами. Лиза взяла его под руку, он что-то сказал ей, она улыбнулась и движением головы откинула назад волосы.
Уже было вставший со стула Павел опустился обратно. Муж, ребёнок... Что это? Почему?
Семья двигалась в сторону кафе, и когда они почти поравнялись с террасой, Лиза вдруг бросила взгляд на Павла и узнала его. На лице её отразился испуг, а глаза прокричали: «Только не подай виду, что знаешь меня!» Павел напрягся, не зная, что делать дальше — то ли вскочить и броситься к ней, то ли оставаться на месте. Он продолжал пристально смотреть вслед Лизе, пока семья не скрылась за углом дома. Потом встал и вышел на тротуар, провожая взглядом девушку в толпе настолько долго, насколько это возможно. Она не обернулась, но как же он ждал этого, как хотел ещё раз увидеть её лицо, глаза, губы!
И лишь вернувшись на террасу, Павел с ужасом осознал, что даже не подумал раскрыть профиль мужа Лизы. Ведь так он понял бы, кто она и где её искать. С грохотом повалив на пол стул, Павел бросился в толпу на поиски глупо упущенной возможности. Он добежал до перекрёстка, свернул на Среднемосковскую, добежал до следующего перекрёстка, потом обратно и прямо — по Пушкинской. У Плехановской осмотрелся по сторонам и, вернувшись чуть назад, нырнул в арку — к Кольцовскому скверу. Всё тщетно — Лизы нигде не было.
Домой Павел шёл пешком, ничего вокруг не замечая и кляня себя за идиотизм. А на следующий день подал заявку на экспедицию в джунгли Бразилии.
Отец, плотный, с густой бородой и сединой в волосах, уже был дома, когда Павел вернулся с прогулки. Они обнялись, и Ярослав повёл сына на террасу, где Анна накрывала на стол. Положив на тарелку сына кусочек тушёного лосося, она спросила:
— Ты что-то хотел нам сказать, Паша?
— Да...
— Салатик себе возьми, — Ярослав протянул миску. — В этот раз нам подвезли изумительные помидоры.
Павел положил себе пару ложек овощного салата, поставил миску на место и сказал:
— Я улетаю на «Гагарине».
На террасе воцарилась тишина. Мимо, оглушительно жужжа, пролетела муха. Затем над тарелкой Ярослава закружилась оса, и ему пришлось отогнать её. Он кашлянул, выпрямился, молча взял бутылку вина и разлил по бокалам.
— Поздравляю, — сухо сказал Ярослав, звякнув своим бокалом о бокал сына, и выпил. — Когда?
— В среду еду в Москву — тесты, подготовка... Старт планируют осенью.
— Что ж... Я знал, что на одном месте ты сидеть никогда не будешь. Обязательно куда-нибудь уедешь. Может быть, даже на Марс или дальше. И мы будем видеться очень редко. Но на Джефферсон!
Ярослав встал и сошёл с террасы на свежескошенный газон, встав ко всем спиной и засунув руки в карманы брюк.
— Не обращай внимания, — посоветовала Анна сыну. — Он слишком чувствительный стал в последнее время. Скоро отойдёт. Я рада за тебя, Паша. Это сейчас, наверное, самая важная задача человечества — твой полёт. И твоё участие в нём — гордость для нас. Не переживай. Васильев! — крикнула она мужу. — Возвращайся за стол. Обед стынет.
Ярослав нехотя развернулся, поднялся на террасу и сел. Снова налил вина.
— К нам надолго? — спросил он.
— До вторника думаю побыть.
— Хорошо. Хоть попрощаемся по-человечески. Не на бегу, как в прошлый раз. Давайте за полёт, — поднял Ярослав бокал.
— За полёт! — поддержала Анна.
Лосось оказался мягким, сочным и очень вкусным. Несколько минут все молча ели.
— Большая команда летит? — снова спросила Анна.
— Шесть человек, — отозвался Павел. — Кто — я пока не знаю. Думаю, в Москве увидимся. Я вообще почти ничего не знаю. Только то, что в четверг должен быть в «Роскосмосе».
— А что вы там, на Джефферсоне, хотите найти такого важного? — поинтересовался Ярослав. — Я все эти годы смотрю и поражаюсь: сколько сил и денег вгрохали в этот «Гагарин», а для чего, зачем?! Не понимаю.
— Телескопы показывают, что там есть жизнь, — ответил Павел. — А вдруг разумная? Это же жутко интересно! Сотни лет люди фантазировали об инопланетянах, и вот, наконец, мы их можем встретить.
— А дальше? Что делать-то с ними будете?
— В зависимости от того, что мы там увидим, — пожал плечами Павел. — Вариантов могут быть сотни. Наверное, мы получим какие-то инструкции. А вообще, именно для этого меня и выбрали. Я буду действовать по всем правилам этнологии. Разница-то не велика — что в бразильских джунглях с индейцами жить, что на Джефферсоне с их аборигенами. Ничего нового выдумывать не надо.
— То есть будете открыто идти на контакт? — не унимался Ярослав. — А не боитесь необратимо повлиять на их культуру? Разрушить всю самобытность?
— Пап, что сейчас обсуждать то, чего может и не быть? По ситуации будем действовать.
— Просто нужно все варианты обдумывать заранее...
— Васильев, — осекла мужа Анна, — хватит уже. Там сотни людей пишут инструкции. Не дураки — разберутся.
— Хорошо. Ладно, — согласился Ярослав. — А теперь представь. Помнишь прогрессоров у Стругацких? Ну, я тебе ещё в детстве давал читать.
— Довольно смутно, — признался Павел. — Но основную суть — да.
— Так вот. Вы прилетаете, а там — высокоразвитая цивилизация, чьи тайные агенты у нас тут уже давно занимаются прогрессорством. А?
— Прекрасно! Если так, значит, они нам и помогли построить звездолёт. Значит, они хотели контакта. И он состоится в лучшем виде! Хотя лично мне, если честно, — добавил Павел, — больше по душе первый вариант. Я бы огорчился, увидев на Джефферсоне флот звездолётов, порталы телепортации и прочие фантастические штучки.
— Но скорее всего, — подытожил Ярослав, — вы там найдёте пару бактерий и амёб. Ну, может, растения примитивные.
— Ну и ладно, — вздохнул Павел. — С ними контактировать легче!
Утром следующего дня, моясь холодной водой из уличного умывальника, Павел услышал тихий стрёкот мотора, который тут же прекратился — где-то рядом на улице остановился автомобиль. Павел вытерся, натянул футболку и раскрыл несколько секунд назад пришедшее сообщение от подруги детства Сони Гусельниковой — младшей дочери воронежского губернатора Василия Гусельникова: «Привет, Павлик! Встречай — мы уже тут!»
Быстрым шагом Павел обогнул дом и увидел, как в раскрытую калитку входят Василий с женой Еленой, а за ними Соня — высокая, стройная, с длинными густыми ярко-рыжими огненными волосами. На ней был короткий сарафан без рукавов с крупными цветами на синем фоне. Из дома навстречу гостям уже выходила Анна.
— Павлик! — увидела друга Соня и помахала рукой.
Они обнялись и поцеловались в щёку.
— А ты совсем не изменился, — отстранившись, сказала Соня. — Я думала, ты обрастёшь бородой, наделаешь себе татуировок, проколешь уши, нос и вообще всё, что можно проколоть! И я не знаю, что ещё! А ты вот — каким был симпатичным Павликом, таким и остался.
— Да ладно! — отмахнулся Павел. — Вот ты за год стала ещё красивее. Глаз не оторвать.
— Конечно! — гордо ответила Соня. — Не чета твоим бразильским индианкам! Признавайся, была у тебя жена в племени?
— Нет, конечно! — фыркнул Павел. — Мне бы пришлось её там бросить, а это не честно.
— И как же ты всё это время терпел, а? — озорно прищурилась Соня. — Они же там, наверняка, все голые ходят.
— На этот вопрос я отвечать не буду, — сделал серьёзное лицо Павел.
— А и не надо! Я и так знаю.
Соня взяла Павла за руку:
— Пойдём на террасу. Не завтракали ещё?
— Нет, вы как раз вовремя.
— Это хорошо! А мы такой маковый рулетик привезли! Не оттащишь! Давно не ел маковых рулетиков, а, Павлик? Давно! Ну, пошли.
— А Ярослав где? — спросил Василий Гусельников у Анны.
— В лес пошёл. Он часто по утрам гуляет.
— Понятно. Лена, вы здесь с Аней поболтайте, а я пойду поищу Ярика.
Василий догадывался, где искать друга. Он пересёк луг напротив дома и углубился в лес. Минут через десять блужданий среди сосен заметил вдали белую рубашку Ярослава. Подошёл, остановился чуть поодаль — Ярослав стоял на небольшой полянке рядом с крупным известняковым булыжником и молчал. Василий медленно приблизился, встал рядом.
— Помнишь его, Вась? — спросил Ярослав.
— Конечно, — тихо ответил Василий. — Я же за тебя могилу копал... И пиджак тогда очень дорогой пришлось выкинуть. Я всё помню. Камень ты поставил?
— Я. Не мог просто так оставить. Всё-таки человек был, хоть и такой...
— Я бы поспорил...
— Не надо.
— Как скажешь.
— Я в последнее время сюда часто прихожу, — после минутного молчания сказал Ярослав. — Что это, Вася? Неужели старость?
— Уж не уверовал ли ты? — усмехнулся Василий. — Покаяться, может, хочешь?
— Я — не мой отец, Вась. Не надо нас путать.
— Отлегло, — выдохнул Василий. — А то я уж испугался.
— Вот Паша улетит, — не обратил внимания на его реплику Ярослав, — мы с Аней умрём, и все о нас забудут. Как забыли о нём. Будто бы нас и не было никогда. И его не было. Как же удивительно схожи в этом итоге наши с ним судьбы! Только он умер чуть раньше.
— Всё это философия! — отрезал Василий. — Вас будет помнить Павел. И когда он вернётся, память его вернётся с ним. Никакого забвения не будет!
Ярослав махнул рукой и отвернулся от камня.
— Да если бы и так, — продолжил Василий. — Что с того? Это жизнь. Мы все рождаемся и умираем. И нас забывают. Кого-то чуть раньше, кого-то чуть позже. Но забывают всех. Не надо тешить себя иллюзиями, что если сделаешь что-то великое, то тебя будут помнить веками и говорить спасибо. Не будут. Лет сто повспоминают, а потом также благополучно отправят в утиль. А то и того меньше. И твоё место займёт другой — свежеумерший. Так что брось ты эти рассуждения, и пошли завтракать. У меня с вечера во рту ни крошки не было.
— Дом, милый дом! — Соня стояла на краю поляны перед деревней Дслая. — Так ведь, Павлик? Это теперь твой второй дом? Приятно сюда возвращаться, пусть даже в вирсе?
— Определённые чувства я, конечно, здесь испытываю, — согласился Павел. — Но не сказал бы, что сильно приятные. Всё-таки в этой деревне я долгое время ходил по лезвию ножа.
Соня приблизилась к костру с замершим пламенем и задумчиво прошлась среди суровых индейцев. Затем обогнула дом и оценивающе посмотрела на сидящих полукругом толстых женщин.
— Ну, конечно! — будто разгадав сложный кроссворд, протянула Соня. — После таких тёток любая покажется красавицей.
— Брось, Соня! — подошёл к ней Павел. — Ты в любом случае вне конкуренции.
— Если бы это было так, — повернулась она к нему, — мы бы уже давно с тобой... Слушай, а может, нам прямо здесь, а? Они же не будут подглядывать?
— Соня... — смутился Павел.
Она вплотную приблизилась к нему, положила руки на плечи и тихо произнесла:
— Может быть, мы видимся с тобой в последний раз, Павлик. Когда ты вернёшься, меня уже не будет. Или я буду в таком состоянии, что лучше бы меня не было. Это же наша последняя возможность.
— Не надо, Соня. Мы потом будем жалеть, что это сделали. Будет только больнее...
Соня внезапно посерьёзнела:
— Паша, я бы тебе никогда не сказала это в реале. Но здесь не реал, и мы, в общем-то, не мы, а так — виртуальные фигурки. Поэтому можно... Ты когда уехал в прошлом году, я проплакала весь вечер и всю ночь. Я не спала, смотрела в потолок сквозь слёзы и думала, что больше тебя не увижу. Что тебя убьют или ты чем-нибудь заболеешь и умрёшь, или ещё что-нибудь... А я ведь так тебя люблю, Паша. Я это поняла именно тогда — год назад. И мне страшно. Мне снова страшно... — она на секунду замолчала, пристально всматриваясь в глаза Павлу. — Ну вот я тебе всё и сказала.
— Соня... — с трудом произнёс он. — Я не знаю, что тебе сейчас ответить...
— Я всё понимаю. Ты видишь во мне лишь подругу, да? Ты улетаешь. Навсегда. И ничего уже не изменится. Но я должна была сказать. Прости...
— Тебе не за что извиняться. А вот мне...
Соня не дала Павлу договорить и, закрыв глаза, впилась в его губы.
— Голосовое сообщение от папы, — неожиданно объявил ИскИн вирса.
Соня оторвалась от Павла и отступила на пару шагов.
— Открыть сообщение, — сказал Павел, тяжело дыша.
— Павел, — раздался голос Ярослава, — прилетел Кирилл Грачёв. Выходите — он вас ждёт.
— Всё, — Соня сжала руки Павла в своих. — Пойдём, Паша. Забудь всё, что здесь было. Это всего лишь вирс...
И исчезла.
На пригорке напротив дома Васильевых стоял сверкающий под солнечными лучами чёрный аэромобиль Грачёва с логотипом «Neurocyb Inc.» на боку. Винты только что остановились, и вышедший из кабины Кирилл уже шагал к калитке. Выглядел он лет на сорок, хотя в апреле ему стукнуло шестьдесят семь, — пластика, генотерапия и множество операций по замене органов на синтетические сделали своё дело. Модно подстриженные чёрные волосы, серьги в носу и ушах, разноцветные перстни на пальцах, длинный строгий сюртук чёрного цвета, такие же чёрные узкие брюки и белые кроссовки — Грачёв не изменял своему стилю уже многие годы.
Увидев Павла, Кирилл вскинул руки вверх и крикнул:
— Кого я вижу! Легендарный Павел Васильев! Дай мне подержаться хотя бы за твою рубашку!
— Опять вы издеваетесь, Кирилл Михайлович! — смущённо улыбнулся Павел. — Причём здесь легенды?
— Ну как же! — воскликнул Грачёв, обводя взглядом присутствующих. — Друзья, среди нас легенда межзвёздных путешествий! По крайней мере, именно так все будут говорить о нём лет этак через пять. Ещё деда своего переплюнет по легендарности. А он стоит тут и смущается ещё! Ну иди сюда — обнимемся.
Кирилл крепко обнял Павла, похлопав по спине. Потом отстранился и, подмигнув, заметил:
— Это видео я потом продам очень-очень дорого. Пятьдесят процентов, так и быть, твои, когда вернёшься. Договорились?
— Договорились, Кирилл Михайлович, — усмехнулся Павел.
— Ну ладно, что мы тут застоялись? Корми меня, Аннушка, а то так выпить хочется, что переночевать негде! Пошли, пошли!
Опрокинув пару рюмок коньяка и закусив куриным филе, запеченным в йогурте, Кирилл сказал:
— Это всё хорошо — пить за Павла и за «Гагарин»... Нет, я ничего против не имею, не подумайте. Я бы за них только и пил сегодня. Но, по-моему, сейчас самое время разочек выпить и за меня.
— Ну, Кирилл! — мотнул головой Гусельников. — Везде себя вставит, а! По какому поводу-то?
— А повод есть! Есть повод, — успокоил его Грачёв. — Я лично... лично!.. послезавтра везу в Звёздный новые, только-только из «печи», ядра нейрокибов. Нигде таких нет! Только у меня, и только шесть штук. Ну, ещё пара в лаборатории, но это не считается. Эти ядра установят экипажу «Гагарина». А спросите меня, что же в них такого нового?
— Ну? — подыграл ему Гусельников.
— Как мы все сейчас потребляем информацию из Сети или из памяти нейрокиба? Открываем файл и читаем или смотрим. Всё, как и много лет назад, только с проекцией на киберленсы. Но теперь всё! Эпоха ушла. Окончательно и бесповоротно! Новое ядро позволяет эту информацию «вспоминать». Стоит открыть любой файл, и информация сразу возникает в памяти. Каково, а?! Правда, файлы должны быть в определённом формате, но это не проблема — ПО включает в себя конвертер. А в скором времени все файлы в Сети переведут в новый формат, и вопрос решится сам собой. Стоит это тоста или нет, что скажете?
— Определённо стоит! — поднял рюмку Ярослав Васильев. — За лучшего нейробиолога современности и двигателя прогресса! За тебя, Кирилл!
— Кстати, — через минуту сказал Грачев, — Харитон тоже подарочек припас. Новую модель наров. Что там с ними, я не знаю. И не пытайте. Серёга даже мне не рассказал. Но он сам встретит вас в Звёздном, сам расскажет и покажет. Так что жди, Павлуха — сюрпризы ещё не закончились!
Дело шло к полуночи, на чистом звёздном небе светился тоненький серп Луны, а трое друзей всё ещё сидели на террасе и разговаривали.
— Мне очень не хочется, чтобы он улетал, — сказал Ярослав Васильев. — В голове не укладывается, что больше его не увижу. А первое сообщение от них придёт только через шестьдесят лет! Я даже видео не посмотрю... И не узнаю, что с ним — долетел ли, что там нашёл. Так и умру в полном неведении. Это страшно... И обидно.
— Это его судьба, Ярик, — ответил Василий Гусельников, крутя в руках рюмку с коньяком. — Тут ничего не поделаешь. Придётся смириться.
— Но как же не хочется умирать с мыслью, что там обязательно случится что-нибудь непредвиденное. Звездолёт сломается, вирус неизвестный подцепят, животные нападут или ещё что похуже...
— Что похуже? — спросил Кирилл Грачёв.
— Встретят разумных существ, более развитых, чем мы.
— А что плохого-то? — не понял Кирилл.
— Высокий уровень технического развития не значит, что намерения у них сугубо положительные. Они могут просто уничтожить экспедицию, а потом послать сюда свои звездолёты и уничтожить Землю. Или взять всех в рабство. Или ещё что...
— Ты, Ярик, поменьше книжек читай и фильмов смотри, — вставил Василий. — Всем известно, что если бы в галактике существовала высокоразвитая цивилизация, кроме нашей, мы бы уже давно о ней знали и даже проконтактировали. Так что не стоит беспокоиться на этот счёт.
— А может быть, они уже давно здесь? — не унимался Ярослав. — Шпионят потихоньку с какими-то своими целями и контактировать открыто вовсе не хотят. До часа «икс».
— Ну, это недоказуемо, — махнул рукой Кирилл.
— Да? А ты вспомни Ельский инцидент, как его сейчас называют. Вспомни, что все мы там видели. Одни тени чего стоят! А скафандры у Петра и этого второго!
— Мало ли что на вооружении спецслужб могло быть? — сказал Василий. — Мы ведь и тогда это обсуждали.
— Да, но теперь-то прошло почти сорок лет. И мы можем ретроспективно посмотреть. В восьмидесятом только-только начинали эксперименты с управляемыми роями наров. Ни о какой автономности речи и не шло! Именно Харитон тогда первую модель сделал. А мимикрия? Я до сих пор об этом ничего не знаю, хотя читаю и такие документы, которые обычным людям недоступны. Кирюх, ну ты же помнишь! Это просто ни в какие рамки не укладывается. В восемьдесят первом было то, чего и сейчас нет! Так не бывает.
— Справедливости ради замечу, — сказал Кирилл, — что мне и тогда Серёга голову пробил о том, что и Пётр, и Ник — ребята из будущего. Что-то такое ему Пётр сказал в Периметре. Это и навело на мысль. И хотя в путешествия во времени я верю слабо, но в инопланетян ещё меньше.
— Кстати, что там с этим вашим Петром? — спросил Василий. — Работает ещё?
— Откуда я знаю? — развёл руками Кирилл. — Харитон сам его уже очень давно не видел. Он как добился выведения проекта из-под ведения ФСБ и помог Серёге зарегистрировать его «ВеХу», так и пропал. В будущее к себе улетел, наверное, — Кирилл усмехнулся.
— Или туда — на Джефферсон, — добавил Ярослав.
— Да ну вас! — воскликнул, вставая, Василий. — Давайте по последней — и спать. А то так можно и до чёртиков договориться.
А в то же время Павел лежал в постели и смотрел на пляшущие по занавескам ночные тени:
«Кто бы мог подумать! Соня?! Нет, это невозможно. Привычка, дружеские чувства... Она просто всё это ошибочно принимает за другое. Выдумала любовь, убедила себя и думает, что так оно и есть... Нет, она ошибается. Нельзя, чтобы не ошибалась. Никак нельзя. Я же не вернусь...
Почему мне так не по себе? Ведь не моя вина в этом! Но я стал виноват сейчас — виноват в том, что улетаю, зная о её чувствах. А что я могу? Я не люблю её. Всё равно ничего бы не вышло. А теперь на мне вина, которую я понесу туда, к звёздам, за двадцать световых...
Как сказал Кирилл Михайлович? Легенда межзвёздных перелётов? Легенда, разбившая жизнь хорошей девушке. Может быть, так меня и запомнят?
По легендарности я переплюну деда? Хм! Дед победил бога на Земле. Пусть локально и в числе других, но победил! А я? Что сделаю я?..
А у меня — весь дальний космос! Неужели я не найду там своего бога, которого смогу победить? Да, именно за этим я и лечу — до сих пор мы были одни во Вселенной, а бог-создатель ещё брезжил где-то там, далеко, за пределами Солнечной системы. Но обитаемая планета окончательно его уничтожит. Если мы обнаружим начальные эволюционные процессы, это станет последним гвоздём в крышку его гроба. Никто больше не усомниться в том, что бога выдумали сами люди, что он не создавал жизнь на Земле, не лепил из праха людей. И я это докажу. Я.
Какое же странное чувство... Будто я уже не здесь, и всё вокруг уже не важно. Ничего нет... Ведь ничего этого уже нет — ни дачи, ни университета, ни Воронежа! Для меня — нет! И люди все уже не существуют, все мертвы. Они — призраки... И Гусельников, и Грачёв, и родители... И Соня... Призраки, которые останутся лишь в воспоминаниях».
Я забираю всё с собой
И ничего не оставляю
В местах, где был. И в череп свой
Сюжеты этих мест вживляю.
И если спросит кто-то слёзно,
Какая ждёт метаморфоза
Покинутые мной края, —
Их просто нет, — отвечу я.
[1] Здесь и далее, если не указано иное, стихи Евгения Белоногова.