Ян Гётц



Вас может заинтересовать:

«Наваждение. Часть первая» (фантастическая повесть)

«Наваждение. Часть вторая» (фантастическая повесть)

«Разящий крест» (фантастическая повесть)

— Привет, Гонза[1]! — через коммуникатор из-за стекла инфекционного бокса сказал черноволосый парень лет двадцати пяти.

В комнате для посетителей напротив него стоял мужчина постарше, уже за тридцать, такой же черноволосый, подтянутый, с худым бритым лицом. Он приложил ладонь к толстому стеклу и ответил:

— Здравствуй, браха[2]! Как ты?

— Нормально. Видишь — больше месяца уже тут, и ничего. Живу. Тем-то, на Луне, не повезло. А я, наверное, в лотерею выиграл, — парень усмехнулся.

— Рано пока радоваться, Ондра[3]. Ничего ещё не закончилось... Ну, расскажи, как ты тут? Что они с тобой делают?

Ян Гётц, комиссар Департамента общественной преступности Управления полиции Прага II, подкатил свободное кресло поближе к боксу, взглянул на безучастно стоявшего в углу охранника и сел, приготовившись слушать.

Яна впервые пустили к брату с того времени, как Ондржея привезли в пражский Институт экспериментальной медицины из лунного Селен-Сити, где разгорелась эпидемия неизвестного вирусного заболевания.

— Да что они могут делать? — ответил Ондржей. — Приходят, смотрят, кровь берут, диагностику всякую проводят. Лечить-то меня всё равно нечем.

— Доступ в Сеть тебе когда вернут, не говорили?

— Говорят, как только будет понятно, что я не представляю опасности. А когда это случится — кто знает? Животные от меня не заражаются, а людей-добровольцев зайти сюда без скафандра не найдёшь! Вот и сидеть мне здесь, наверное, всю жизнь, — он горько хмыкнул.

— Ничего, браха, я теперь к тебе приходить буду, новости рассказывать. Может, они нам тут локальную Сеть организуют: в шахматишки сыграем? Или в «Не сердись!»[4]?

— Да было б неплохо... — мечтательно протянул Ондржей. — Ты бы мне хоть показал, что там снаружи творится. А то из врачей информация лезет, как из мохнатого одеяла[5]. Как там в Сити ситуация?

— Больше заражений нет. В красной зоне всё вычистили до блеска. Ты — последний носитель вируса. Очень важный человек!

Ондржей скривил губы и мотнул головой. Потом спросил:

— Значит, жизнь идёт своим чередом? Туристы снова текут рекой?

— Кто ж их надолго задержит?! Луне нужны деньги. Собираются даже вторую гостиницу строить.

— Жаль, не вернуться мне туда, — вздохнул Ондржей. — Мне там очень нравилось, Гонза. Очень... Ты не представляешь, что такое Луна... Это не объяснить... И записи, которые я тебе присылал, совсем не то.

— Мы ещё слетаем туда вместе, — пообещал Ян. — Как только тебя выпустят, так и полетим.

— Я запомню, — улыбнувшись, повёл бровями Ондржей.

В этот момент дверь в комнату раскрылась, и вошёл высокий лысоватый врач лет пятидесяти. Он тут же остановился, не ожидая увидеть здесь кого-то, кроме дежурного охранника.

— Добрый день! — поздоровался врач. — Вам разрешено здесь находиться?

Ян встал с кресла:

— Да, пан доктор, у меня есть пропуск. Разве его не видно?

— Извините, не сразу заметил. Я удивился вашему присутствию, пан комиссар.

— Ничего страшного, пан Вондрачек. Я хотел бы поговорить с вами наедине. Мы можем это устроить?

— Думаю, да. Прошу, — врач указал жестом на дверь.

— Пока, браха, — повернулся Ян к Ондржею. — Скоро я снова приду навестить тебя.

Ондржей чуть улыбнулся, поджав губы, и махнул брату рукой, прощаясь.



Гётц и Вондрачек вышли в просторный холл и погрузились в мягкие кресла, тут же принявшие удобную для них форму.

— Пан доктор, — начал Ян, — я хочу понять, что происходит с моим братом и когда закончится его заточение. Вы можете мне в этом помочь?

— Дело в том, — поджал губы Вондрачек, — что я не лечащий врач вашего брата. Я занимаюсь несколько иным вопросом. Но кое-что в общих чертах могу рассказать, если вас это устроит.

— Пожалуйста.

— Хорошо, — Вондрачек снова поджал губы. — Ондржей Гётц заражён новым лунным вирусом. Все заражённые на Луне погибли, но вашего брата болезнь по каким-то причинам не трогает. Вирус в нём существует, но бездействует. И поддерживает своё количество на примерно одном уровне. При этом антител к вирусу у вашего брата нет. Парадокс!

— И как быть?

— Врачи работают над этим. Сам Чандан Раккар, Нобелевский лауреат, приезжал из Принстона и брал пробы. Надеюсь, он сможет подобрать ключик к этому вирусу. Конечно, эпидемию на Луне купировали, все помещения в Селен-Сити дезинфицировали. Но кто знает? Откуда-то ведь этот вирус появился: всё может случиться снова.

— То есть вылечить Ондру пока невозможно?

— Увы... — развёл руками доктор. — Но кое-что о вирусе нам уже известно: его геном секвенировали почти сразу. Вирус очень необычен. Во-первых, он несёт гены ферментов для сборки пяти нестандартных аминокислот. Аминокислоты — пояснил Вондрачек, — это «кирпичики», из которых строятся белки в живых организмах. Подавляющее большинство белков сделано из двадцати наиболее распространённых «кирпичиков». А вообще у разных живых организмов найдено восемьсот шестьдесят девять аминокислот. У лунного вируса ещё пять ранее неизвестных! Но он не просто так их синтезирует. В его геноме содержится ген, по которому строится два белка, включающие именно эти новые аминокислоты. Эти самые белки и есть главное оружие вируса. Один действует как токсин, убивая печень и почки, а второй инициирует апоптоз, то есть самоуничтожение, нервных клеток. Поэтому сейчас перед учёными и медиками стоят две проблемы: как убить вирус и как нейтрализовать эти белки-убийцы.

— Но вы сказали, что на Ондру вирус не действует, так ведь? Белки почему-то не работают. Почему?

— Здесь самое интересное, — улыбнулся доктор. — Есть предположение, что в организме вашего брата белки вируса принимают другую форму, конформацию, — по иному сворачиваются после синтеза. И в такой конформации их патогенные активные центры оказываются закрытыми. Почему это происходит, ещё предстоит выяснить. Но главное заключается в том, что в таком случае белки приобретают новые свойства. Изучением этих свойств я, собственно, и занимаюсь.

Гётц вопросительно повёл бровями.

— Мы ввели мышам выделенные из крови пана Гётца вирусные белки, — продолжил Вондрачек, — и выяснили, что при значительном понижении температуры они позволяют животным впадать в глубокую спячку с почти полной приостановкой метаболизма. Я уже много лет занимаюсь гибернацией, и мои джи-камеры сейчас устанавливают на первом звездолёте. Но такого эффекта я ещё не достиг! Если мы научимся управлять этими белками, управлять вирусом, лишить его патогенности, сохранив гибернационные функции, — это будет величайший прорыв! Бесконечно долгая гибернация практически без старения организма!

— Я очень рад за вас, пан доктор, — прервал его Ян. — Но мой брат...

— Да, — стушевался Вондрачек и пригладил волосы на голове. — Да. Придётся ему какое-то время ещё пожить тут. Пока Раккар или кто другой не сможет избавить его от вируса. Теоретически ваш брат может быть заразным. Но проверить, по понятным причинам, мы это пока не можем. Так что... — развёл он руками.

— Понятно, — Гётц встал. — Спасибо, пан доктор. А с кем мне поговорить об условиях содержания Ондржея?

— С лечащим врачом, — тоже поднялся Вондрачек. — Пойдёмте, я вас провожу к нему.

И комиссар последовал за доктором по длинному светлому коридору института.



Ранним утром автопилот припарковал служебный автомобиль Гётца рядом со станцией метро «Гурка» в районе Стодулки. Солнце ещё только оторвалось от горизонта, в воздухе пахло свежестью.

Ян вышел из автомобиля, потянулся и направился к метро. Станция располагалась внутри холма, из которого чуть западнее, словно огромный толстый дождевой червь, вырывался метромост, проходил над дорогой и прудом в Центральном парке и снова вгрызался в другой холм. Комиссар обогнул вековое круглое здание ратушы с часами на высокой башне и, подойдя к парапету, посмотрел на Солнечную площадь.

Площадь не зря носила такое название — протянувшись с востока на запад, к Центральному парку, она весь день купалась в лучах света, неизменно поднимая настроение всем, кто оказывался рядом. Дома за площадью светились яркими красками динамических картин на стенах и мигали вывесками магазинов, а в воздухе, толкаясь и наезжая друг на друга, парили рекламные баннеры. Самый крупный приглашал купить тур на Луну.

Гётц отключился от Сети и вдохнул полной грудью свежий утренний воздух. Вместе с Сетью моментально исчезло и всё пёстрое многообразие. Остались лишь залитая солнцем площадь да бледные дома вокруг. Зато сколько простора, не забитого мигающими надписями, летающими экранами и говорящими головами!

Яна вызвали в Центральный парк Стодулок для осмотра тела. Убийства в последние годы стали большой редкостью — Гётц попытался вспомнить подобные выезды. В январе мужчина выпал из окна сорок восьмого этажа в Смихове, совсем рядом с их Департаментом. А в прошлом сентябре пришлось-таки расследовать убийство возле одного из ресторанов в Баррандове, но это заняло всего несколько минут — ведь любого человека сегодня можно практически мгновенно найти по сигналу его нейрокиба.

Когда в 2115 году Альянс развитых стран на своей территории отключил от Сети все устройства, кроме мозговых нейроимплантов, мир стал таким спокойным, каким никогда не был. ИскИны Системы безопасности мгновенно определяли местонахождение преступника, и полиции оставалось его только арестовать.

Пражская полиция, оказавшись практически не у дел, уже больше года постепенно сокращала штат, и сейчас в Департаменте общественной преступности Прага II остались всего два сотрудника: старший инспектор надпоручик Капралек и он — капитан Гётц в должности комиссара.

Ян снова включил Сеть и двинулся к пешеходному мостику над дорогой, отделяющей Солнечную площадь от Центрального парка. Ещё с площадки перед спиральной лестницей он увидел на берегу Непомуцкого пруда белую палатку, закрывающую тело от любопытных глаз. В некотором отдалении от неё на пешеходных дорожках стояли четыре стражника[6] из местного полицейского отделения. Эксперты, видимо, работали внутри.

Ближайший к мостику стражник заметил Гётца и что-то сказал по внутренней связи.

— Добрый день, пан комиссар, — приветствовал он Яна. — Вас ждут.

— Добрый, — ответил Гётц и направился к палатке.

Навстречу вышел его приятель патологоанатом Радослав Гоуша — полноватый невысокого роста с круглым добродушным лицом. Следом за ним появился молодой незнакомый Яну эксперт. Над его головой висел зелёный шарик, говорящий о том, что соцпрофиль парня в Сети открыт для всех. Гётц на ходу нажал на шарик, и вокруг головы эксперта развернулось нимб-меню с кнопками перехода к его профилю, постам, видео, иконками чата, звонка и вирс-диалога. Раскрыв вдоль правого края поля зрения профиль, Ян узнал, что парня зовут Томашем и что он работает в полиции лишь с прошлой недели.

— Привет! — Ян пожал руку Радеку.

— Добрый день, пан комиссар, — поздоровался Томаш.

— Ну, рассказывайте, — приготовился слушать Гётц.

— Лучше сам посмотри, — улыбнулся Радек. — Заходи.

Ян вошёл в палатку и тут же невольно отвернулся, сморщившись.

— Ty vole[7]! — воскликнул он.

На траве лежал человек с почти полностью разорванной в клочья головой.

— Личность определили? — задал вопрос Гётц.

— Нейрокиб уничтожен, — ответил Гоуша. — Сейчас анализ ДНК идёт. Томаш, сколько ещё?

— Пара минут, — откликнулся тот.

— Я правильно подозреваю, Радек? Это...

— Да, — подтвердил патологоанатом. — Снайпер. Минимум два микродрона.

— Сáкра[8]! — снова выругался комиссар.

— Твой первый памятник[9], — горько усмехнулся Радек и похлопал приятеля по плечу.

— Готово! — объявил Томаш. — Результаты по ДНК готовы: девяносто девять и девять процентов совпадений. Это Мирослав Вондрачек, доктор медицины, пятьдесят пять лет, заведующий отделом гибернации Института экспериментальной медицины, проживает по адресу...

— Не может быть! — воскликнул Ян. — Вондрачек?!

— Ты его знаешь? — поинтересовался Радек.

— Я виделся с ним пару дней назад. Он исследует болезнь моего брата... Собственно, уже «исследовал»...

В левом нижнем углу поля зрения Гётца замигала телефонная трубка группового звонка: всех троих вызывал начальник — старший комиссар Йиржи Кудела.

— Я посмотрел снимки и отчёт по ДНК, — сказал старший комиссар. — Дело ясное — заказное убийство. Радек, тело не вскрывай — нечего там смотреть. Отвезёшь в морг и отправишь в печь. Завтра родственникам отдашь пепел. Ян, оформляй труп и отправляй в архив — всё равно никого не найдёшь. Потом встретишься с семьёй и всё объяснишь. Ну и стандартный опрос проведи для отчёта: с родственниками поговори, с коллегами, друзьями. В Системе поработай: осмотрись по округе. Всё как обычно. Задачи ясны? Работайте.

Кудела завершил звонок, а Гётц вздохнул:

— Что ж... Быстро он завернул. Я тогда поехал, а вы заканчивайте тут. Не увлекайтесь только.

— Давай, давай, — махнул рукой Гоуша. — Без тебя разберёмся. До встречи!

Гётц махнул в ответ и вышел из палатки.



Дверь мигнула зелёным огоньком и отодвинулась в сторону. Гётц вошёл в комнату для посетителей, кивнул по-прежнему скучающему охраннику и подошёл к стеклу инфекционного бокса.

— Ондра, — обратился он к брату, — что ты знаешь о Вондрачеке? Вы с ним общались неформально? Он что-то о себе рассказывал?

— А в чём дело? — забеспокоился Ондржей.

— Ответь на вопросы.

— Нет, мы с ним ни о чём таком не говорили. Я больше со своим врачом общаюсь — он приходит иногда ко мне по вечерам.

— Понятно, — огорчился Ян.

— Так что случилось?

— Сегодня утром доктор Вондрачек погиб.

— Как?

— Его убил снайпер.

— Снайпер? — не понял Ондржей.

— Наёмник, использующий микродроны, — пояснил Ян. — Ты наверняка о них слышал.

— Если только мельком. Когда я улетал на Луну, убивали ещё обычными дронами.

— Ну, теперь у нас есть «ястребы» и система слежения за дронами. Обычные бы просто не добрались до доктора. А вот микродроны «ястребы» пока обнаруживают с трудом. И запустить их могли откуда угодно — хоть из соседнего дома, хоть из Африки. Убийцу не отследишь.

— А через производителей?

— Безнадёжно, — вздохнул Ян. — На территории Альянса их производят одиннадцать заводов. Работают они только для спецслужб. Гражданским использовать микродроны запрещено. И технология производства очень сложная — кустарным способом не сделаешь. Так что можно предполагать либо участие самих спецслужб, либо контрабанду, либо запуск из страны, не входящей в Альянс. В любом случае у меня руки коротки. Да и как? Проверять все одиннадцать заводов и всех, кто с ними связан? Микродроны тем и хороши, что, попадая в тело, взрываются. Никаких следов, чтобы установить производителя.

— Сакра! И никаких подозрений?

— Я с тобой первым поговорил. Думал, ты чего скажешь. А так пока никаких.

— Конкуренты?

— Учёные, заплатившие бешеные деньги снайперу?! — хмыкнул Ян. — Сомнительно. Да и как докажешь-то? Исполнителя мы точно не найдём. Особенно, если он вне Альянса.

— Да, неприятно, — согласился Ондржей.

Ян нахмурился и нервно почесал лоб:

— Слушай, извини, мне надо идти — одно дело осталось незаконченным.

— Иди, конечно. Я буду тут, если что.

Ян улыбнулся и вышел в коридор. По пути набрал номер Радека:

— Привет! Не спалил ещё доктора?

— Нет пока, — ответил патологоанатом. — В холодильнике лежит.

— Не трогай пока — я сейчас приеду.

— А в чём дело?

— Приеду — скажу.



Радослав Гоуша сидел в своём кабинете, развалившись в мягком кресле, и, попивая кофе, смотрел развлекательные ролики в Сети. Когда в открывшуюся дверь вошёл Ян, он даже бровью не повёл.

— Радек! — позвал комиссар.

Тот поднял руку, через секунду, улыбнувшись, хмыкнул и выключил видео.

— Ну, давай, говори, что тебе от нашего доктора нужно? — сложив руки на груди, проговорил Радек.

— Ты должен сделать вскрытие.

— Что? — прищурился Радек.

— Вскрытие, вскрытие — ты правильно услышал. Не люблю, когда есть какие-то недоделки. Меня это бесит.

— Это нарушение приказа, — напомнил патологоанатом. — Ты сам слышал слова старшего комиссара...

— Под мою ответственность, Радек! — не унимался Гётц.

— То есть я могу ему сказать, что ты меня заставил силой? Выкручивал руки, душил и всякое такое?

— Говори, что хочешь, только сделай вскрытие.

— Ну ладно, — Гоуша встал. — Пойдём, друг мой.

Они дошли до прозекторской, где Радек предложил Яну кресло, а сам включил автохирурга. В отдельной комнатке за стеклом зажглись яркие лампы, осветив стол с множеством роботизированных манипуляторов над ним. Стена рядом с окном превратилась в экран, на который камеры автохирурга передавали изображение стола. Радек подвигал рукой перед собой, нажимая кнопки в дополненной реальности, у анатомического стола раскрылся люк, и оттуда в «лапы» автохирурга выехало безголовое тело Вондрачека.

— Ну что ж, — сказал Радек. — Начнём.

Он переключил автохирурга в ручной режим, сел в кресло перед стеной-экраном, взявшись за виртуальные джойстики, и начал операцию.

Уже через пару минут Гётц понял, что что-то идёт не так: Гоуша перескакивал с одного места на другое, резал то там, то тут, и вдруг остановился, опустив руки.

— Я ничего не понимаю! — выдохнул Радек.

— Что? — подался вперёд Ян.

— Да всё! Гонза, у него нет крови!

— Как нет? — изумился Ян.

— Вообще. Ни жидкой, ни коагулированной. Никакой! Сосуды пустые.

— Этого не может быть!

— И это не всё, — продолжил Радек. — Смотри.

Он переместил камеру к груди трупа, раскрыл грудную клетку, и раздвинул разрезанные мышцы сердца.

— Что видишь?

— Ничего, — отозвался Ян. — Сердце.

— Вот именно — ничего! Где, сакра, перегородки?! Где предсердия, желудочки?! А здесь...

Радек снова переместил камеру:

— Это почки. Но разве это почки? Да это тот же самый полый мешок, что и сердце! Do háje[10]!

— И что это значит? — спросил Гётц.

— Ты у меня спрашиваешь?

— А у кого?

— Я, по-твоему, похож на гадалку?

— Крýцинал[11]! — прошипел Гётц.

— Погоди, — спохватился Гоуша.

Он отрезал тоненький кусочек мышечной ткани и отправил в микроскоп. Через пару секунд на стене появилось однородное тёмно-красное изображение.

— Я не вижу клеток, — пробормотал патологоанатом. — Я не вижу клеток... — повторил он.

— Не может же у человека не быть клеток, — сказал Ян.

— Не может, — согласился Радек.

Он снова взял манипулятором тот же кусочек ткани и поместил в один из аппаратов, расставленных вокруг анатомического стола.

— Это спектрометр, — пояснил Гоуша. — Через пару минут мы узнаем, из каких веществ состоит эта «мышца».

Минуты тянулись долго, напряжение нарастало. Наконец прибор пискнул, и на экране возникла диаграмма спектров и описание.

— Ну что? — поторопил приятеля Гётц.

— Ткань состоит из одинаковых молекулярных паттернов... Это органика, но абсолютно одинаковая.

Гётц откинулся на спинку кресла и уставился на экран.

— Это что угодно, только не человек! — произнёс Гоуша.

— Это не Вондрачек, — заключил Гётц. — Но как же ДНК? ДНК-то была его!

Радек молча развёл руками.

— Срочно отправь всё Куделе, — сказал Ян.

— Сейчас?

— Да, сейчас.

Отправка результатов вскрытия заняла примерно минуту. Потом Радек встал с кресла и подошёл к стеклу.

— Получается, Вондрачек жив, а этот суррогат нам подбросили? — предположил он. — Зачем? Кому это нужно?

— Кто-то хочет, чтобы все думали, что доктор убит.

— Погоди, Кудела звонит, — сказал Радек и подключил к звонку Яна.

— Почему не сожгли труп! — закричал старший комиссар.

— Пан старший комиссар, — начал Гоуша, — мы с Гётцом...

— Так это Гётц! Какого чёрта?

— Труп нельзя сжигать, — заторопился Ян. — Это улика! Ты видел результаты — с этим надо разобраться...

— Срочно в печь! — снова заревел Кудела. — Немедленно!

Радек поспешно нажал пару кнопок, и тело скрылось в стене.

— Всё, пан старший комиссар, — отчитался Гоуша. — Труп уже на пути в адское пламя.

— Гётц! — резко сказал Кудела. — Езжай ко мне. Сейчас же.

— Слушаюсь! — ответил Ян.

Кудела повесил трубку. Радек вздохнул и рухнул в кресло:

— Пронесло...

Ян стукнул кулаком по подлокотнику:

— Do háje!

— Ну что ты злишься? Что ты с этой куклой делал бы?

— Не знаю, Радек. Но это улика. А теперь её нет. И доказать, что Мирослав Вондрачек жив, невозможно.

— Ну и забудь, значит, — махнул рукой Гоуша. — Дело закроешь, и хорошо.

— И хорошо... — медленно повторил Гётц.

— Слушай, — вдруг вскочил Радек, — а к нам идут! Из Службы!

— СБИ[12]? — переспросил Ян. — С чего это?

Раскрылась дверь, и в комнату вошёл человек лет тридцати в белой рубашке и чёрных брюках. На поясе у него висела кобура с пистолетом, а на груди мигал виртуальный значок Службы безопасности и информации. Ян нажал на значок и прочитал появившийся над головой вошедшего текст: «Йозеф Новотный, специалист оперативной части». Тем временем Новотный посмотрел их с Радеком соцпрофили и обратился к патологоанатому:

— Пан Гоуша, где тело Мирослава Вондрачека?

— А почему вы интересуетесь? — поинтересовался Гётц.

— У меня приказ осмотреть тело и при необходимости перевезти к нам для исследования.

— Должен вас разочаровать, пан Новотный, — развёл руками комиссар. — Тела нет. Могу вам предложить лишь пепел.

— Как?! Вы его сожгли?

— Да, — ответил Гоуша. — По приказу старшего комиссара Куделы.

Йозеф Новотный, не в силах что-либо сказать, буравил взглядом то Гоушу, то Гётца. Потом молча развернулся и скрылся за дверью.

— Обиделся, — заключил Гётц.

— Определённо, — подтвердил Гоуша.



«Почему Кудела так торопился сжечь тело? — думал Гётц по пути в Департамент. — Он знал, что за ним явится эсбэишник? И он не хотел, чтобы СБИ узнала, что это не Вондрачек. Поэтому и вскрывать запрещал. Но тогда что получается? Кудела участвует в этой операции? Кто же он? Посредник, инициатор, исполнитель? А может, просто подчищает концы? Стоит ли прямо сейчас спросить? Или понаблюдать пока, как дальше дело будет продвигаться?»

Так и не успев ничего окончательно решить, Гётц вошёл в кабинет Йиржи Куделы. Темноволосый коротко стриженый старший комиссар с узким лицом и квадратным подбородком, к которому спускались длинные бакенбарды, сидел за столом с невидящим взглядом — похоже, изучал какие-то документы в дополненной реальности.

— Пан старший! — поприветствовал Ян.

Кудела провёл рукой перед глазами, убирая то, с чем работал, и уткнулся тяжёлым взглядом в комиссара.

— Какой у тебя был приказ, Гётц? — без обиняков резко спросил Йиржи.

— Не делать вскрытие.

— И что это значит?

— Не делать вскрытие, пан старший комиссар.

— Правильно! А ты что сделал? Чуть всё дело не завалил!.. Значит так. Передашь дело надпоручику Капралеку.

— Но это моё дело, — жёстко произнёс Гётц.

— Теперь нет, — отрезал Кудела.

Ян подошёл к начальнику и упёрся кулаками в столешницу.

— Ты мне не доверяешь, Йирка? Сколько лет мы с тобой плёчом к плечу пропахали на земле? То, что тебя чуть раньше повысили, не может перечеркнуть это всё. Неужели трудно было мне рассказать? И всё прошло бы как по маслу. Но ты промолчал, а теперь на мне отыгрываешься?

— Я не мог, Гонза, — уже спокойным голосом сказал Кудела. — Мне запретили посвящать в дело ещё кого-то. Я лишь обеспечивал прикрытие. А кто там всё это затеял, не моё дело. Но раз уж ты теперь в курсе, я думаю, что лучше будет привлечь Капралека. Он ни о чём не подозревает, а потому отработает с должным рвением и успешно закроет дело. И ребятам из СБИ не к чему будет прицепиться.

— А причём здесь СБИ? И зачем, вообще, «убили» Вондрачека? Программа защиты свидетелей? Он даёт показания против СБИ?

— Я сказал тебе всё, что мог, Гонза, — помотал головой Кудела. — Не спрашивай больше.

— Хорошо, — выпрямился Гётц. — Ладно. Что мне теперь делать?

— Для тебя есть другая работа, — начал Кудела. — Через неделю на Вацлаваке[13] планируется предвыборный митинг социалистов. Главе партии — депутату парламента Барбаре Прохазковой — поступают анонимные угрозы. Конечно, все районные управления поставят на площади своих стражников, городская полиция тоже. Мы примем все необходимые меры. Но Прохазкова уже сейчас требует себе в качестве личных телохранителей лучших офицеров. Мэр не хочет обострения отношений с социалистами — сам понимаешь, какая ситуация сейчас в Европе. Даже в Америке президент теперь социалист! Так что каждый район пришлёт по офицеру. От нас поедешь ты в качестве руководителя группы. Езжай и принимай командование.

— Что за бред! — вспыхнул Гётц. — Я оперативник, а не горилла[14]!

— Получишь новый опыт, — улыбнулся старший комиссар. — И может быть, перестанешь относиться к телохранителям с пренебрежением.

— Я отказываюсь.

— А твоего согласия и не нужно. Всё уже решено. Не Капралека же посылать в самом деле! Сейчас кину тебе геолокацию — езжай к Прохазковой и приступай.

— Прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас.



Ян Гётц доехал на метро до станции «Качеров», поднялся на поверхность и вошёл в один из офисных небоскрёбов, где располагалась штаб-квартира Социалистической партии Чехии. Походя отметил, что охрана здесь очень слабая: камер хоть и много и металлоискатели стоят, а сотрудник всего один. Если что — среагировать не успеет. Гётц взлетел на скоростном лифте на шестьдесят седьмой этаж и оказался в холле, где никто на него не обратил внимания. «Прям бери и стреляй всех подряд», — подумал он.

Гётц подошёл к стойке администратора:

— Я — к пани докторке Прохазковой. В какую комнату?

Администратор быстро проверил виртуальный полицейский значок и ответил:

— Пожалуйста, налево и до конца, пан комиссар. Двойные двери с табличкой. Пани докторку я сейчас оповещу.

— Спасибо, — Гётц зашагал в указанном направлении.

За раскрывшимися двойными дверьми, в пустой комнате ожидания, его встретил мягкий женский голос электронного секретаря:

— Пан Гётц, пани Прохазкова вас ждёт. Проходите, пожалуйста.

Отодвинулась вторая двёрь, и Ян оказался в просторном кабинете с панорамными окнами, из которых открывался прекрасный вид на город, Влтаву и перекинутый через неё Баррандовский мост. Чуть севернее над рекой возвышался величественный Вышеград. У окна спиной к Гётцу стояла стройная женщина в сером деловом костюме. Локоны её каштановых волос спадали на плечи и спину, едва доставая до лопаток.

— Пани Прохазкова? — осведомился Ян. — Комиссар Гётц, Прага II. Я назначен командиром группы охраны. Позже сюда приедут ещё четыре офицера из других районов.

Женщина повернулась. Доктору философии Барбаре Прохазковой было сорок, как Ян чуть раньше узнал из досье, но выглядела она лет на десять моложе. Прямой узкий нос, широкие глаза, маленький аккуратный подбородок.

— Проходите, пан комиссар, — улыбнулась Барбара.

И эта располагающая улыбка сразу же пробудила в Гётце чувство симпатии к собеседнице. Ян мысленно встряхнулся и продолжил:

— Вам уже неделю поступают угрозы от закрытых профилей из-за границы Альянса. Вы как-то реагируете на них?

— Я не отвечаю, если вы об этом.

— Но вы и не приняли никаких мер. В здании охрана никуда не годится. На этаже ни одного охранника.

— Я не думала, что всё серьёзно, — снова улыбнулась Барбара. — Но мои помощники настояли — и вот вы здесь.

— Хорошо. Но вы должны понимать, что я и мои люди, скорее всего, не сможем уберечь вас от атаки микродронов. Только от фанатиков и сумасшедших.

— Ну что ж... Я не буду вас ни в чём винить, пан комиссар, если вдруг такая атака состоится. Я вполне представляю ваши технические возможности.

— Вы сейчас живёте в квартире или в доме? — спросил Гётц.

— У меня квартира на Панкраце.

— Нам будет нужен доступ во все места, где вы бываете. Полный доступ, — уточнил комиссар. — Чтобы для нас не существовало дверей вообще. Это возможно?

— Да, я попрошу своих помощников.

Барбара подошла к столу и чуть присела на столешницу, сложив руки на груди.

— Вы же не социалист, пан комиссар?

— Нет.

— И тем не менее вы здесь, — прищурилась Прохазкова.

— Я на службе, — кратко ответил Гётц.

— Вам не по вкусу наши ценности?

— Я знаком с историей, пани докторка. Социализм всегда вёл только к бедности, убийствам и хаосу.

— А демократия? Что в ней такого хорошего? — поинтересовалась Барбара. — Эксплуатация людей, мошенничества, подлоги, убийства и войны? И всё ради денег. Ради того, чтобы одни богатели, а другие беднели.

— Демократия — это свобода, — возразил Ян. — Свобода слова, свобода действий, свобода самовыражения. Возможность стать богатым, если есть желание и голова на плечах. Достичь чего-то, чего другие не могут.

— Вы богаты, пан комиссар?

— Нет.

— Так чего у вас нет — головы или желания?

— Мне не нужно богатства. Меня устраивает моя работа. Это то, что мне нравится делать.

— Но согласитесь, — склонила набок голову Барбара, — если бы, делая то, что вам нравится, вы могли бы иметь дом, автомобиль, яхту, неограниченный доступ в вирс, возможность когда угодно летать на МКС и Луну, это бы вас устраивало больше.

— Не могу с вами не согласиться, — кивнул Ян.

— При вашей демократии вы лишены этого, пан Гётц. Лишены навсегда. Признайте это. Вы раб, раб своего нанимателя, как и любой работник. Он кидает вам кости со стола, а сам ест мягкое мясо. А вы пытаетесь подобраться к хозяину поближе, сделать карьеру, только для того, чтобы получить кость чуть покрупнее. Но мяса вам не видать никогда. Даже если вы сядете у хозяйских ног, окажется, что рядом с хозяином сидит множество его друзей, ни один из которых не уступит вам своё место за столом. К сожалению, рабы этого не знают и бьются за близость к хозяину, грызут друг другу глотки за кости. Рабство и иллюзия карьерного роста порождают тягу к наживе, к деньгам... Деньги, деньги... У всех в глазах только деньги. Каждый готов на что угодно ради богатства. Это, по-вашему, идеальный мир?

— А что вы готовы предложить вместо денег? — с трудом скрывал раздражение Гётц. — Их отсутствие? Но останутся вещи, услуги. Люди всегда найдут, чем расплачиваться друг с другом и за что бороться.

— Когда у всех будет всё, бороться будет не нужно.

— Всё? — усмехнулся Ян. — Лучшие машины, лучшие яхты, лучшая одежда?

— Да.

— Или худшая.

— Что вы хотите сказать, пан комиссар?

— Всегда двигателем прогресса было стремление получить бóльшую прибыль. Всегда. Разработка любой новинки предполагала увеличение дохода разработчика. Если этого не будет, то прогресс просто остановится. Зачем делать что-то лучшее, если это не принесёт никакого профита? Для чего разработчику нужно будет создавать что-то новое?

Прохазкова оторвалась от стола и сделала пару шагов к Гётцу.

— А для чего художник пишет свои картины? — сказала она спокойным мягким голосом. — Для чего композитор создаёт симфонии? Для чего писатель сочиняет книги? В нашем мире людям не придётся получать профессию, ориентируясь на возможный доход. Все будут заниматься только тем, что доставляет удовольствие. И инженеры будут создавать технические новинки ради стремления к самовыражению, самореализации, а не ради денег.

Ян помотал головой:

— Вы описываете нереальную картину, пани докторка. Мне трудно это представить.

— А вы попробуйте, пан комиссар.

— В любом случае, я на службе, — взял себя в руки Гётц. — Прошу прощения. Я могу идти встречать других офицеров?

— Да, — вздохнула Прохазкова, — можете.

Гётц кивнул и вышел в раскрывшуюся дверь.



В ресторане было людно. Гётц вошёл первым и осмотрелся, за ним — Прохазкова и поручик из Управления полиции Прага V. Трое других офицеров остались снаружи. Поручик остановился у входа, а Ян проводил Барбару в отдельный кабинет. Задержавшись в дверях, она обернулась:

— Составьте мне компанию, пан комиссар.

— Но я должен быть здесь.

— Вызовите одного из офицеров с улицы — их там целых три, — улыбнулась Прохазкова. — И мне не будет так скучно за ужином.

— Хорошо, — согласился Гётц, связываясь с подчинённым.

В кабинете было тихо, от стен шёл приглушённый тёплый свет. Усаживаясь на мягкий диван, Барбара попросила:

— Пожалуйста, выключите запись, пан комиссар. Я не люблю вести светские беседы на камеру.

Ян парой движений поставил камеру нейрокиба на паузу и тоже опустился на диван напротив Барбары.

— Советую заказать местную фриттату, — сказала Прохазкова, раскрывая виртуальное меню. — Они готовят её из мяса каракатицы с севрюжьей икрой. Очень необычно.

— Спасибо, — ответил Гётц, — но я предпочитаю нашу домашнюю кухню. Vepřo knedlo zelo[15] — вот мой выбор.

Барбара едва уловимо улыбнулась. Ян заказал одну порцию и кружку «Старопрамена».

— Вы не из Праги, пан комиссар? — предположила Барбара. — У вас нет столичного акцента.

— Вы, видимо, тоже, пани докторка, — парировал Ян.

— Да, я родилась и выросла в Либерце.

— Ну а я из Чешских Будеёвиц.

— Расскажите немного о себе, Ян, — Барбара впервые назвала его по имени. — Мне спокойнее с людьми, которых я знаю.

— Особо рассказывать нечего... Рос, как все, ходил в школу, потом приехал в Прагу, поступил на службу. Ничего примечательного.

Барбара вздохнула:

— Тогда начну я, чтобы это не походило на допрос. Вам же наверняка интересно, кого вы охраняете. Мой отец архитектор. Сколько помню детство, у него постоянно «горели» проекты, домой приходил только к ночи. Мама работала в мэрии, делала карьеру, стремилась подняться как можно выше. Она была жёстким и целеустремлённым человеком. Потому и от меня требовала очень многого, хотя дома тоже бывала редко. Всё своё детство я провела в одиночестве, если не считать парочку не очень-то близких приятельниц и Эмму — мою робоняньку. А когда мне было пятнадцать лет, маму неожиданно «выкинули» из мэрии. Что там у неё получилось, она толком не объясняла. Но мечты её рухнули. И это стало для мамы огромным потрясением. Она много пила, подолгу сидела в Сети, ругала мэрию, правительство, всё мировое устройство, пока не пришла к социализму. Вступила в партию, перестала пить, занялась делом. В общем, нашла себя.

— И где сейчас ваши родители? — поинтересовался Гётц.

— Продолжают жить в Либерце. Отец всё так же архитектор, мать всё так же партийный работник.

— Значит, любовь к социализму вы переняли от матери?

— Выходит, что так... — улыбнулась Прохазкова.

На стене рядом со столиком мигнул зелёный огонёк, и раскрылась ниша, откуда выдвинулся поднос с фриттатой, салатом и бокалом красного вина. Барбара поставила всё это перед собой, и поднос задвинулся обратно. Через пару секунд оттуда же появился второй поднос с заказом Яна.

— А кто ваши родители, Ян? — спросила Барбара, пригубив вина.

Гётц сделал пару глотков пива, отрезал кусочек свинины, прожевал, собираясь с мыслями, и только тогда ответил:

— Я их не помню. Так, смутное что-то. Мне было шесть лет, когда они бросили нас с Ондрой, моим братом, и укатили в Южную Америку. Говорят, что работать, а на самом деле — кто знает? Больше мы их не видели и не слышали. Воспитывал нас дед — Карел Гётц, ветеран Второй и Третьей исламских войн. Он уже тогда получал большую ветеранскую пенсию и мог посвятить нам всё своё время. У деда дом в Гакловых Дворах, там я и вырос.

— Дед ещё жив?

— Да, — улыбнулся Гётц. — Крепок и бодр. Как и раньше, не пропускает ни одной игры будеёвицого «Динамо». Ходит на стадион, чтобы наблюдать вживую, а не в вирсе. Дед просто не выносит всех этих современных технологий. Особенно вирс. Да и Сетью пользуется очень редко. В основном, для управления домом. А до нейрокибизации у него был древний очень медленный смартфон. Помните, такие вокруг запястья оборачивались? Так вот, когда у нашего дома одна стена дала трещину, дед разобрал её и, не вызывая принтер, сам сложил стену заново из кирпича! Мне тогда лет шесть-семь было. Я ему подавал кирпичи и помогал намазывать раствор. Это было незабываемо — строить дом своими руками, как сто лет назад... Вообще дед — молодец! Он правильно нас воспитал: я стал полицейским, Ондра — офицером службы охраны на Луне. Мы помогаем людям, обеспечиваем покой и безопасность. Большего и не нужно.

Гётц снова отпил пива и принялся за еду. Барбара последовала его примеру.

— Послушайте, Ян, — через несколько минут нарушила молчание Прохазкова, — а вам нравится наша форма правления? Президент, правительство, парламент, как они формируются, как взаимодействуют между собой и с гражданами?

— Вы опять пытаетесь склонить меня к дискуссии, пани докторка, — заключил Гётц.

— Я политик, — повела бровями его собеседница. — Мне нужно понимать, насколько тверда позиция каждого потенциального избирателя. Видите — я честна с вами, пан комиссар.

— Ну тогда и я скажу вам честно: по-моему, они неплохо справляются.

— А вас не смущает, что вы не можете влиять на их решения? Что, принимая новый закон, они вас не спрашивают? И не отвечают перед вами после каждого неверного шага?

— Мы их выбрали, — ответил Гётц. — Значит, мы им доверяем. А если что-то пойдёт не так, мы их переизберём.

— А выбирать будете из кого? — снова спросила Прохазкова. — Исключительно из тех, у кого есть деньги на оплату предвыборной кампании. А это очень ограниченный круг. Каждый раз тасуется одна и та же колода, понимаете? И в итоге вы, по сути, выбираете одних и тех же.

— Вы хотите сказать, что при вашей власти будет по-другому и лучше?

— По-другому — да, а вот лучше ли — решите сами. Мы предлагаем полностью парламентскую республику. И никаких коалиций, никаких партий. Ведь партии — это звери, стремящиеся разорвать друг друга ради численного доминирования в парламенте. Им ничего, кроме этого, не нужно. Только превосходство, только власть, только возможность диктовать свои правила. У нас будет по-другому. Любой человек сможет избираться в парламент и озвучивать своё мнение без оглядки на линию какой-либо партии.

— А как же ваша собственная партия? — усмехнулся Ян.

— Социалистическая партия Чехии существует только потому, что в нынешних реалиях по-другому нельзя. Как только мы победим, партия будет распущена.

— И настанет рай на Земле...

— Не передёргивайте, пан комиссар, — попросила Барбара. — А лучше уделите пару часов своего времени и послушайте мои выступления, почитайте программу СПЧ. Может быть, тогда вы начнёте более объективно смотреть на мою деятельность.

— Я попробую. Но ничего не обещаю.

— А мне и не нужны обещания, — помотала головой Прохазкова. — Они ограничивают свободу. Я же хочу показать, что мы и есть истинная свобода. Вы вольны делать, что вам угодно. И какое бы решение вы не приняли, моё отношение к вам не станет хуже. Имейте это в виду, Ян.

Гётц ничего не ответил, а лишь отпил пива из уже почти пустой кружки.



Они ужинали вместе каждый день. И каждый день обсуждали отдельные политические вопросы. Хотя Гётц и просмотрел предложенные Прохазковой материалы, он по-прежнему не верил в большой потенциал социализма. Впрочем, как и не отвергал возможность эксперимента. Всё-таки во Франции и Америке президентами выбрали социалистов, а в Италии вообще перешли к парламентаризму. Времени, конечно, прошло ещё мало — об успехах говорить рано. Но эксперимент шёл, и пока никому хуже не становилось.

Яну приятно было общаться с Барбарой, он не чувствовал барьера между ними. Будто разговаривал с давней подругой. И в то же время что-то едва уловимо сжималось в груди, когда он по утрам встречал Барбару у её квартиры. Поэтому он долго не решался отключить Сеть, чтобы увидеть реальную внешность своей подопечной, — он по-настоящему боялся, что эта молодая привлекательная женщина окажется всего лишь ви-маской. Но каково было его удивление, когда, выйдя из Сети, Ян увидел, что ничего не изменилось! Барбара осталась той Барбарой, которая ему нравилась, той, с которой он с удовольствием проводил вечера. И сердце его вдруг забилось ещё чаще.

В пятницу, за два дня до митинга на Вацлавской площади, Барбара вышла из кабинета намного раньше обычного. Ян, дежуривший в комнате ожидания, встал с кресла, как только раскрылись двери.

— Сегодня едем за город! — объявила Барбара.

— Хорошо, — отозвался Ян. — Сейчас сообщу ребятам.

— Нет, — остановила его Барбара, — мы едем вдвоём.

— Но это не по правилам. Я один не смогу обеспечить должную безопасность.

— Я в вас верю, Ян, — поставила точку в дискуссии Прохазкова и вышла в коридор.

Гётц последовал за ней.

На улице их уже ждал кремового цвета двухдверный «БМВ». Барбара села в водительское кресло и пригласила Яна занять место рядом.

— А у вас есть разрешение на пользование личным автомобилем в черте города? — поинтересовался Гётц, заглянув в салон.

— Он служебный, — улыбнулась Бара.

— И что, каждый член партии может им пользоваться?

— Нет. Только я.

— Отчего ж такая несправедливость? — съязвил Гётц. — Как-то не сочетается с вашими ценностями всеобщей доступности благ.

— Жестокая реальность, — развела руками Прохазкова. — Мы ещё не можем добиться всего, что декларируем. Но эти времена придут. Садитесь!

Гётц, привычно отключив запись видео, уселся в кресло, двери закрылись, и автопилот повёл автомобиль по Венской улице на юг.

Как только они оказались за чертой города, Барбара выдвинула руль и педали и переключила автомобиль на ручное управление.

— Теперь можно, — задорно улыбнулась она, сложила крышу, сменила цвет кузова на красный и вдавила газ в пол.

Они неслись по почти пустой трассе с неимоверно высокой скоростью. Ветер развевал длинные волосы Барбары, мимо калейдоскопом проносились знаки, деревья на обочинах и редкие попутки. Ян изредка поглядывал на Барбару, на её еле заметную улыбку и вдруг разгладившиеся морщинки в уголках глаз. Ей было очень хорошо.

Спустя сорок минут Прохазкова снизила скорость и свернула с трассы, а вскоре снова переключила автомобиль на автопилот и подняла крышу.

— Почти приехали, — сказала она. — Понравилось?

— Да, — коротко и тихо ответил Гётц.

Убирая руль, Барбара будто невзначай провела пальцами по руке Яна, лежащей на подлокотнике. Гётца окатило жаром. Он закрыл глаза и пару секунд приводил мысли в порядок. А когда снова поднял веки, автомобиль уже въезжал в открывшиеся ворота перед небольшим аккуратным домиком, оплетённым плющом.

— Дом тоже служебный? — поинтересовался Ян.

— Не говори глупости! — вдруг перешла на «ты» Барбара и вышла из машины.

Ян тоже не стал задерживаться внутри. Его взгляду предстал небольшой дворик, огороженный деревянным забором, туи, можжевельники, белые и кремовые розы под окнами.

— Сегодня никаких разговоров о политике, — объявила Прохазкова и приглашающим жестом указала на дом. — Прошу, пан комиссар!

— Добрый день, Барбара! Добрый день, пан комиссар! — баритоном поприветствовал вошедших дом.

Внутри, пересекая прихожую, бодро сновали туда-сюда на своих колёсиках слуги-роботы с подносами.

— Ужин почти готов, — снова сказал дом. — А пока разрешите вам предложить бокал аперитива. Что предпочитаете: вермут, шерри или бехеровку?

— Я думаю, мы выпьем шерри, — решила Барбара. — Ты не против? — обратилась она к Яну.

Тот сделал вид, что уже второй раз не заметил её обращение на «ты», и ответил:

— Не против.

— Прямо и налево — ванная, — подсказала Барбара. — Там можно помыть руки.

Когда Ян вошёл в гостиную, его уже ждал робот с бокалом шерри. Гётц взял бокал и присоединился к хозяйке дома, стоявшей у камина.

— За сегодняшний вечер! — протянула свой бокал Прохазкова.

Гётц легонько дотронулся своим бокалом до её и сделал глоток.

— Я очень люблю этот дом, — сказала Барбара. — Здесь так спокойно, так уютно. Днём можно сидеть в беседке на заднем дворе, а вечером у тёплого камина. Все проблемы остаются за воротами, а я забываю о том, что я депутат, секретарь партии, и о том грузе ответственности, что лежит на мне.

— Для меня таким убежищем всегда был дом деда, — поделился Ян. — Там меня никто не критиковал, не учил жить, в отличие от школы и полицейской академии. Я всегда мог прийти к деду, поговорить с ним, сыграть в шахматы. И все неприятности уходили, — ему вдруг вспомнилась скрипящая половица у кухонной двери дедова дома, которая скрипит до сих пор, и этот скрип — звук детства, — всегда вызывал в нём чувство защищённости и уюта.

— Когда я жила с родителями в Либерце, — продолжила Барбара, — часто по вечерам уходила к водохранилищу — на плотину или пляж. И встречала там закат. Деревья по берегам окрашиваются рыжим, на воде играют солнечные зайчики, тихо, спокойно, ни дуновения ветра... Сидела и мечтала о том, что случится со мной через десять лет.

— О чём же?

— Не важно. Всё равно ничего не сбылось.

— А у нас недалеко от дома было два огромных пруда. И почему-то только на одном — Старогакловском — жили лебеди. В детстве дед часто водил нас с Ондрой на этот пруд. Помню, как я бросаю лебедям кусочки рогликов, которые мы специально покупали, а Ондра, которому ещё года два, резвится в траве на берегу. Лебеди едят хлеб, а дед сидит рядом и рассказывает мне про каждого. Он всех их знал по именам! По-крайней мере, я так думал тогда.

Ян сглотнул подступивший к горлу ком и допил шерри.

— Ты бывал на Йештеде? — спросила Барбара.

— Нет, — ответил Ян.

— Тебе надо обязательно туда съездить. И обязательно зимой, — Барбара неожиданно положила свою руку на руку Яна. — В детстве мы с родителями часто катались там на лыжах. Это сказочное место! Тёмные зимние облака, серо-сине-багровые, покрывают небо таким плотным слоем, что через него лишь местами пробиваются отдельные солнечные лучи, врезающиеся в лес, будто лучи лазера. А на самой вершине, у башни, кажется, что облака плывут так низко, что можно дотянуться рукой...

Она сжала его пальцы и пристально посмотрела в глаза.

— Ужин готов, Барбара, — объявил дом. — Прошу в столовую.

Еда была превосходной. Когда роботы увезли пустые тарелки и подали фрукты, Барбара попросила дом включить музыку и пригласила Яна на танец. Они медленно двигались по мягкому пушистому ковру, молчали и смотрели друг другу в глаза. Сердце Гётца бешено колотилось, в голове шумело терпкое африканское вино. Он не сразу осознал, что наклонился к Барбаре и поцеловал её.



Вацлавская площадь гудела и бурлила: множество людей собралось этим воскресным днём на митинг и все с нетерпением ждали появления Барбары Прохазковой — кандидата в президенты Чехии от Социалистической партии. У подножия памятника Святому Вацлаву ещё в субботу соорудили помост, рядом с которым теперь дежурили несколько стражников городской полиции. По обеим сторонам площади тянулись ряды переносных столбиков с натянутой между ними лентой — электрошоковое ограждение на случай беспорядков. Через каждые десять метров стояли стражники, а в воздухе на разной высоте висели десятки «ястребов» — дронов Системы безопасности.

Четыре одинаковых автомобиля въехали на площадь и остановились на дороге между памятником Вацлаву и Национальным музеем. Первыми из машин высыпали помощники Прохазковой, секретари и помощники помощников. Они бросились проверять помост, консультироваться с командирами стражников и выполнять другие, только им известные обязанности.

Гётц вышел из автомобиля и осмотрелся. За ним из салона на брусчатку выступили двое мужчин. Из второго автомобиля вышли ещё трое офицеров охраны. Барбара была среди них, но её скрывали ви-маска и менее совершенная по прорисовке голографическая оболочка, рассчитанная на тех, кто решит отключить свой нейрокиб от Сети. Все шестеро поднялись на помост, Барбара подошла к трибуне и сняла визуальную защиту. Площадь приветственно зашумела.

— Здравствуйте, товарищи! — подняла руку Барбара, и каждый услышал её слова, передаваемые через Сеть, в своих ушах.

Тут же над площадью зависли виртуальные изображения Прохазковой, транслируемые для тех, кто стоял далеко от помоста.

— Товарищи! — продолжила Барбара. — Мы все собрались здесь сегодня, чтобы показать, что социализм живёт, крепнет и что не обращать на него внимания уже невозможно! — Она сделала паузу, чтобы послушать, как толпа радостно реагирует на её слова. — Правительство закрыто для нас! В министерствах социалистам невозможно занять высокие посты! При принятии важных решений наш голос игнорируют! Пора изменить это! Выбор каждого из вас может стать решающим!..

Гётц стоял в нескольких метрах от Барбары и пристально следил за толпой, хотя и понимал, что ему не сравниться с ИскИнами Системы, способными в доли секунды заметить любое подозрительное движение и любой предмет, похожий на оружие.

«ЭМ-активность. 100 м» — вдруг замигала красная надпись по верхнему краю поля зрения.

— Снайпер! — вскричал Гётц, кинувшись к Прохазковой.

И тут в воздухе между ним и Барбарой на уровне её головы раздались три хлопка, будто взорвались петарды. Гётц отшатнулся назад, чтобы взрывы не задели его лицо, и чуть не упал. Снова обретя равновесие, он сгрёб Барбару в охапку и включил её визуальную защиту. Подоспели остальные офицеры, и Прохазкова затерялась среди них.

Пока её вели к автомобилю, Гётц раздавал приказы офицерам городской полиции:

— Включить ограждение! Никого не выпускать! Просмотреть записи всех камер и нейрокибов! Найдите мне эту курву[16]!

Уже в машине, по пути к штаб-квартире, Гётц, отдышавшись, обратился к Прохазковой:

— Дроны не попали в цель, Бара. Ты использовала смещение gps-координат?! Но ты же не министр и не президент! Как?

— У меня отличные программисты.

— Почему не сказала мне?

— Никто не должен был знать. Даже ты.

— Крýцинал! — протянул Гётц. — Что ещё ты от меня скрыла? Как я могу защищать тебя, если не знаю всего?!

— Тебе известно то, что необходимо, Ян. Поверь.

Гётц сжал зубы и сокрушённо покачал головой.

Не успели Ян и Барбара подняться в кабинет штаб-квартиры, как надстражмистр прислал видео, на котором один из митингующих раскрывал небольшую овальную коробочку, откуда и вылетели микродроны. Это действие попало на запись нейрокиба стоявшего по соседству мужчины, да и то на самом краю поля зрения, так что сам свидетель ничего не заметил. Надстражмистр рассказал, что подозреваемого тут же обезвредил электрошоковой пулей «ястреб», и сейчас стражники везут его в местное отделение полиции.

— Готовьте трансляцию на Вацлавак, — приказала своим помощникам Барбара.

— Что ты им скажешь? — спросил Ян.

— То, что они хотят услышать.

Минуты ожидания тянулись мучительно долго. Барбара замерла в кресле, повернувшись лицом к окну, а Ян сидел на диване за кофейным столиком и смотрел ей в спину. «А она ведь почти не испугалась, — думал он. — И до сих пор очень спокойна. Это выдержка или уверенность? Уверенность, что ей ничего не угрожает? С одной стороны, при смещённом gps-сигнале чего ещё бояться? А с другой... Что она хочет объявить людям? А вдруг покушение — банальная провокация? Да нет, глупости! Не может она... Но разве я её хорошо знаю? Могу ли сразу отметать этот вариант?..»

Его размышления прервал звонок инспектора из отделения, где допрашивали задержанного:

— Пан комиссар, подозреваемый отказывается говорить о заказчике. Мы просмотрели все его записи нейрокиба, все логи в вирсе, все сообщения и звонки, но никакой связи с покушением не обнаружили.

— Он член какой-либо партии? — спросила Барбара.

— Нет, но голосовал за демократов.

— Спасибо, пан инспектор, — сказал Гётц. — Продолжайте допрос. Он должен сказать хоть что-то, хоть намёк. Применяйте все разрешённые средства.

Инспектор завершил разговор, а Барбара встала, расправила складки на костюме, снова опустилась в кресло и позвонила помощнику:

— Две минуты до эфира. Я готова.

Тут же раскрылись двери, и в кабинет внесли голокамеру на треноге. Оператор установил её напротив стола, настроил и показал, что всё готово.

— Бара, — окликнул Прохазкову Гётц, — тут же нечего говорить. Он же не сказал ничего.

Барбара не ответила, а лишь бросила оператору:

— Давайте!

Заработала камера. Прохазкова начала говорить, и по её словам, по тону, которым она их произносила, Гётц понял, что она готовит людей к чему-то особенному.

— У нас есть все основания полагать, что за покушением стоит Демократическая партия! — наконец объявила Барбара. — Меня хотели заткнуть!.. Вас хотели заткнуть! Но им это не удалось!..

Скоро трансляция закончилась, оператор унёс камеру, а Барбара связалась с помощниками, оставшимися на площади:

— Вы знаете, что делать! Только никаких беспорядков до конечной точки! Никаких!

Затем она вывела на стену изображение с камеры одного из своих дронов слежения и, откинувшись в кресле, принялась наблюдать.

— Это всё было спланировано, так? — жёстко спросил Ян. — Это не покушение! Это провокация! И никакого смещения координат!

— Иди сюда, — позвала Барбара.

Гётц подошёл к креслу и присел на столешницу.

— Никакого обмана, Гонзик, — положила руку ему на колено Прохазкова. — Всё, что ты видел, что знаешь, всё — правда. Не мы управляем историей. Мы — её инструменты. Всё идёт так, как должно идти. И по-другому идти не может. — Она поднялась и почти прижалась к Гётцу. — Ты нужен мне, Ян. Ты нужен мне сейчас больше всего на свете. Не обвиняй раньше времени. Пожалуйста, — и поцеловала его.

Ян не смог совладать с собой и обнял Барбару. Они целовались, а толпа уже организованно выходила с площади и двигалась к Карлову мосту.

Через пятнадцать минут, застёгивая блузку, Барбара снова включила трансляцию. Митингующие переходили Карлов мост, первые ряды уже двигались по Мостецкой улице. Барбара переключилась на камеры над Градчанской площадью: к Пражскому Граду стягивались стражники и группы быстрого реагирования, гвардейцы уже заняли позиции у ворот в Почётный двор, отгородившись электрошоковыми решётками. За воротами Матиаша, ведущими во второй двор Града, виднелась инфразвуковая установка. В воздухе зависли десятки «ястребов».

— Быстро подготовились, — огорчилась Барбара. — Но я, в общем-то, и не надеялась...

— А чего же ты хотела? — спросил Ян.

— Показать им нашу силу. Всего лишь...

Когда толпа, поднявшись по узкой улочке, заполнила небольшую Градчанскую площадь, полиция попросила всех разойтись и не устраивать беспорядков. В этот момент на постамент памятника Масарику, первому президенту Чехословакии, взобрался человек с громкоговорителем.

— Мы требуем отставки президента и роспуска парламента! — закричал он. — Мы требуем досрочных выборов!

Толпа взревела:

— Отставки!

Вдруг среди собравшихся началось активное движение, и в первые ряды выбилась группа в резиновых комбинезонах и с битами в руках. Не останавливаясь, они кинулись на решётки. Гвардия дала залп электрошоковыми пулями, но они лишь на секунду задержали людей в комбинезонах. Ограждения полетели в гвардейцев, а затем на них обрушились и биты. Толпа зашевелилась, полилась в ворота следом за резиновыми. Но к ним уже стремительно неслись «ястребы». Они поливали митингующих электрошоковыми пулями, и очень быстро в воротах образовался затор, а в Почётном дворе люди в комбинезонах столкнулись лицом к лицу со стеной полицейских из группы быстрого реагирования за прозрачными сверхпрочными щитами.

— Прекрати это, Бара! — закричал Гётц. — Ты что, не видишь, во что это превращается? Они же перебьют друг друга!

— Всё должно идти так, как идёт, — твёрдо ответила Прохазкова. — Ты говорил мне о демократии? Вот она настоящая демократия, Ян, — прямая, когда сам народ участвует в политическом процессе. Не ставь препятствий на его пути. Он сам всё решит.

— Но не так же! Сакра! — Гётц хлопнул ладонями по столу. — Позвони и останови это!

— Нет, Ян! — еле сдержалась Прохазкова. — У них есть инструкции. Скоро всё закончится. Поверь мне — ничего страшного не случится.

Полиция ещё не успела совладать с людьми в комбинезонах, как толпа всё-таки прорвалась в Почётный двор. Защитники Пражского Града спешно отступили за ворота Матиаша, и в дело вступила инфразвуковая пушка. Многие митингующие тут же схватились за головы, некоторые упали, корчась от боли. По толпе пошли волны, люди в панике бросились назад, к площади, сбивая с ног тех, кто был позади. Хватило всего двух включений пушки, чтобы оттеснить митингующих за ворота Почётного двора. Полицейские и гвардейцы, снова заняв свои первоначальные позиции, принялись поднимать с земли поверженных противников и заковывать в наручники.

— Ну вот и всё, — произнесла Барбара.

— И чего ты добилась? — спросил Ян.

— Мы показали свою решимость и свои возможности. Теперь они там, в Граде, будут сговорчивей.

— Не забудь сказать спасибо всем пострадавшим и арестованным.

— Они знали, на что шли, — ответила Барбара. — История не меняется по щелчку, Ян. История меняется только так.

— Поздравляю, — бросил Ян.

Он набрал номер инспектора, который допрашивал задержанного снайпера.

— Пан комиссар, — ответил тот, не дожидаясь вопроса, — прошу прощения, но я не успел ничего узнать. Нас отправили к Граду и...

— Забудьте, пан инспектор, — оборвал его Гётц. — Передайте снайпера в Управление — пусть оформляют покушение. Спасибо за работу!

Он завершил звонок и повернулся к Барбаре:

— Ты использовала меня. Ты с самого начала меня использовала. Не стоило этого делать.

Не дав Прохазковой ответить, Гётц вышел из кабинета.



Ян переступил порог гостеприимно раскрывшейся двери и окунулся в уютный сумрак госпóды «У Горака». Осмотревшись, нашёл столик, за которым его ждал Радослав Гоуша, подошёл и плюхнулся на грубую деревянную лавку напротив приятеля. Радослав сложил руки на груди, наклонил голову и, приподняв брови, пристально уставился исподлобья на Яна.

— Что за день сегодня, крýци! — наконец произнёс Гётц.

— Ты о беспорядках? — поинтересовался Гоуша.

— В том числе...

— Давай для начала что-нибудь закажем?

Радослав активировал виртуального официанта и сказал:

— Два пива...

— И сто пятьдесят сливовицы, — перебил Ян.

Радослав удивлённо повёл бровями.

— И две порции утопенцев[17], — добавил он.

Через минуту заказ уже стоял перед ними. Гётц без промедления опрокинул в себя первую рюмку сливовицы. Поморщился, но не закусил. Сразу же выпил вторую.

— Не увлекайся, — заметил Гоуша. — Лучком хоть заешь.

Гётц сунул в рот пару колечек лука, а затем туда же отправил третью порцию сливовицы. Тут он уже не удержался и съел половинку маринованной сардельки. Потом откинулся на дощатую перегородку между столиками и объявил:

— Я идиот!

— Поздравляю! — откликнулся Гоуша.

— Ты даже не понимаешь, насколько я идиот!

Радослав промолчал, лишь отхлебнул пива.

— Меня всю неделю использовали как последнюю курву, — продолжил Ян. — Втянули во всё это дерьмо! И кто? Йирка. Йирка! — подчеркнул он. — Пусть только скажет мне, что ничего не знал! Я не посмотрю на его дерьмовые погоны! Круцинал...

Гётц залпом выпил полкружки пива и закусил второй половинкой сардельки с парой луковых колечек.

— Что случилось-то? — спросил Радослав.

— Я не могу тебе сказать всё, — сдержался ещё не совсем пьяный Ян. — Главное, что Йирка сделал меня пособником зачинщиков сегодняшних беспорядков. Вслепую меня использовал, курва!

— Ты же всего лишь охранял Прохазкову...

— Охранял, да, — согласился Гётц и развёл руками. — А не от чего охранять-то было, Радек. Не от чего! Всё это обман и провокация! Ради вот этой вот бойни у Града. Ты только представь! Do háje!

Ян допил пиво и заказал ещё одно.

— Я сейчас расскажу тебе историю, Гонза, — начал Радослав. — Одного моего приятеля из Крусичан сосед попросил помочь починить древнюю водяную мельницу. Мол, у него радикулит, и в воду лезть нельзя. А мельница от прапрадеда ещё. Туристы опять же приезжают посмотреть, а она не работает. Приятель возьми да и согласись. И вот полез он в колесо, а оно настолько старое и ветхое оказалось, что тут же проломилось под ним, да ещё и сверху накрыло. Только чудом не утонул. И вот, когда он очнулся в больнице с сотрясением мозга, он не пошёл сразу убивать соседа за такую подставу. Нет. Знаешь, что он сделал? Он сказал: «Вот это опыт!»

— Сакра, Радек! — усмехнулся Ян. — Как хорошо, что я сейчас не в больнице! — Он отодвинул кружку с пивом. — Хватит на сегодня.



— Вот такие дела, браха, — подытожил свой рассказ Ян, сидя у инфекционного бокса в Институте экспериментальной медицины. — Социалисты так и остались на площади. Палаток там понаставили, костры жгут. А власти терпят: в Град же больше не лезут. Но думаю, это ненадолго. Президенту скоро надоест такое проявление прямой демократии.

— У вас там снаружи переворот случится, а я и не узнаю, — усмехнулся Ондржей.

— Держись. Наука — вещь не быстрая. Но я уверен, что тебя вылечат. Когда этим занимаются Нобелевские лауреаты, шансы очень велики. — Ян вздохнул и встал: — Мне пора, Ондра. Приеду, как смогу.

Братья попрощались, и Ян вышел из комнаты. Пересекая холл института, он проследовал мимо мужчины в тёмно-зелёной куртке со светящимся виртуальным пропуском на груди. Обычный посетитель, но что-то в нём насторожило комиссара, хотя он и не сразу понял, что. И только на улице, уже спустившись по лестнице на тротуар, Гётц остановился: над головой мужчины светился красный кружок — закрытый соцпрофиль. У кого может быть закрытый для полицейского профиль? Президент, члены правительства, сенаторы, сотрудники СБИ и других спецслужб. Так кто же этот посетитель? Высокий чиновник или один из этих? Зачем он здесь? Нехорошее предчувствие заставило Гётца развернуться и взбежать обратно по лестнице.

Инфекционный бокс находился в другом конце здания, и Ян сразу поспешил туда, но не успел: дверь в комнату закрылась прямо перед его носом. Загорелась красная лампочка, и охранная система принялась проверять пропуск комиссара. Процесс занял всего пару секунд, но Гётцу они показались вечностью.

Дверь начала открываться: на полу неподвижно лежал охранник, человек в зелёной куртке с пистолетом в руке шёл к биозащитным костюмам, висевшим на стене у шлюза, а по всей комнате бешеным водоворотом носились десятки черных шариков диаметром не больше пяти сантиметров. Услышав шум двери, мужчина в зелёной куртке резко обернулся и выстрелил. Мимо! Гётц укрылся за стеной и выхватил пистолет. Ещё выстрел, потом третий — одна пуля попала в косяк, вторая в стену коридора. Гётц боком бросился на пол вдоль дверного проёма и снизу всадил в противника две пули. Тот рухнул навзничь, ударившись головой о стену.

В этот момент рядом с ним чёрные шары соединились в один, а вокруг этого последнего шара прямо из воздуха начало концентрироваться темное облако и приобретать очертания человеческой фигуры. Через пару секунд в комнате уже стоял человек в форме больничного охранника. Гётц поднялся с пола, прошёл в дверь, тут же закрывшуюся за ним, и наставил на «охранника» пистолет, готовясь выстрелить, но тот, не обращая внимания, наклонился к мужчине в зелёной куртке и зажал ему рот ладонью. Глаза раненого широко раскрылись, он дёрнулся пару раз и затих.

«Охранник» распрямился и повернулся к комиссару. Над его головой не было никакого кружка — ни красного, ни зелёного.

— Не двигаться! — прочеканил Гётц.

— Я здесь, чтобы защищать вашего брата, пан комиссар, — ответил «охранник». — Противник успел меня дезинтегрировать. Но я его всё равно достал бы при следующей сборке.

— Кто ты? — спросил Гётц, не опуская пистолет.

— Закрытая информация.

— У тебя нет профиля. Ты не подключён к Сети. Почему?

— Закрытая информация, — невозмутимо повторил «охранник».

— Кто убитый? По чьему приказу работал?

— Закрытая информация.

— Сакра! — выругался Гётц. — Что ты, как попугай?! Кем закрыта? Почему?

— Я не могу вам этого сказать, пан комиссар.

— А что можешь?

— Вы оба должны стереть записи своих нейрокибов за последние десять минут. Никто не должен знать о моём существовании и о том, что тут происходило.

Гётц оглянулся на дверь.

— Не беспокойтесь, пан комиссар, я заблокировал замок, — угадал его мысли «охранник». — Никто не войдёт, пока мы говорим.

— Что дальше?

— Вы оба должны рассказывать следующую историю: противник вошёл, убил охранника, а его убили вы, пан комиссар. Это всё.

— Здесь есть камеры.

— Они не работают, — улыбнулся «охранник». — Временный сбой.

— А нейрокиб этого? — Гётц кивнул на труп.

— Я о нём позаботился.

— Хорошо. Ондра! — крикнул Гётц, опуская пистолет. — Ты в порядке?

— Да, — откликнулся тот, подходя к стеклу. — Спасибо. Была бы у меня крохна[18], я бы сам его уложил!

— Надо попросить врачей тебя вооружить, — усмехнулся Ян. — А то от этих местных никакой пользы. Ещё что-то? — обратился он к «охраннику».

— Нет. Можете вызывать полицию. Сеть заработает через минуту. До свидания, пан комиссар.

С этими словами «охранник» исчез, будто его и не было.

— Круци! — отступил назад от удивления Ян. — Что за...

Дверь мигнула зелёным огоньком и раскрылась. За ней стояли два охранника с пистолетами наготове.

— Спокойно! — крикнул Ян, поднимая руки. — Комиссар Гётц, полиция.

Охранники, поняв, что опасности нет, убрали пистолеты в кобуры. Гётц опустил руки и набрал номер Управления Прага IV:

— Выездовку[19] в Институт экспериментальной медицины. Здесь морд[20].

Он вышел в коридор и вместе с охранниками и врачами стал ждать группу. Перед его глазами всё ещё крутились чёрные шары и стоял «охранник», появившийся из воздуха и пропавший в никуда. Гётц ничего не понимал, в голове не было ни одной более-менее реальной версии. Оставалось только беззвучно браниться и надеяться, что всё как-то решиться само собой.

Из раздумий его вывел звонок старшего комиссара Куделы:

— Ян, надо поговорить.

— Йира, я в институте у брата. Тут такое дело...

— Я всё знаю, Ян, — перебил Кудела. — Можешь не рассказывать. Как разберёшься с местным инспектором, приезжай.

Гётц удивился осведомлённости шефа, но вида не подал:

— В Департамент?

— Нет, давай лучше в кафе у метро.

— Хорошо. Я сообщу, когда поеду.

Кудела положил трубку и в тот же момент в глубине коридора показались полицейские из выездной группы.

— Старший инспектор Кучера, — представился руководитель группы, подойдя к Гётцу. — Что произошло?

Гётц в двух словах описал, что видел и как действовал. Затем раскрыл дверь:

— Проходите.

Эксперты занялись своей работой. Тем временем стражники попросили врачей и охранников разойтись и перекрыли коридор неподалёку от комнаты с инфекционным боксом. Ян стоял в дверях, наблюдая за экспертами, как вдруг услышал за спиной:

— Опять вы, пан комиссар?

Гётц обернулся — перед ним стоял недавний знакомый эсбэишник.

— И я рад вас снова видеть, пан Новотный, — не без сарказма ответил Гётц. — Вы здесь какими судьбами?

— Могу я пройти? — проигнорировал вопрос Йозеф Новотный.

— Да пожалуйста, — отступил в сторону Ян.

Новотный подошёл к телу мужчины в зелёной куртке и задвигал в воздухе рукой.

— Сакра! — вскричал он через минуту и обернулся к эксперту. — Что с его нейрокибом?

— Он уничтожен, — ответил тот. — Даже через нейрошунт не могу соединиться.

— Пуля?

— Нет, в голову ранений нет. На затылке небольшая гематома...

— Курва! — снова выругался Новотный.

Он развернулся и подошёл к Гётцу:

— Здесь больше никого не было?

— Только я и эти два трупа, — ответил Ян.

— И ничего необычного не происходило?

— Нет.

— Мне нужны записи ваших с братом нейрокибов и камер внутри комнаты.

— Вынужден вас огорчить, пан Новотный, — Гётц придал лицу грустное выражение, — но произошёл кратковременный сбой Сети. Никаких записей не сохранилось.

— Как?!

— Что поделаешь?.. — развёл руками Ян.

— Сколько раз вы стреляли?

— Два.

— А что тогда с его нейрокибом?

— Задайте этот вопрос экспертам.

— Я спрашиваю вас, — не унимался Новотный.

— Я знаю лишь, что выстрелил два раза, и обе пули попали в цель, — жёстко ответил Гётц.

— Хорошо, — сквозь зубы произнёс эсбэишник. — Мы ещё вернёмся к этому.

Он снова повернулся к экспертам:

— Сейчас приедет машина из Службы. Этот труп я забираю. Вывозите его. Я жду на улице.

Не сказав больше не слова, Йозеф Новотный вышел из комнаты и зашагал прочь по коридору.

Когда трупы увезли, Гётц подошёл к Кучере:

— Я бы хотел, чтобы здесь выставили усиленную охрану. Возможен рецидив.

— Вы думаете? — спросил старший инспектор.

— Да. Мой брат ещё жив.

— Я оставлю трёх стражников — двух внутри, одного снаружи, — предложил Кучера. — Завтра их сменят.

— Вы думаете, этого будет достаточно? — с сомнением спросил Гётц.

— Ну, вы-то справились в одиночку, — улыбнулся Кучера. — А теперь здесь будут три сотрудника, которые уже знают, чего ожидать. Они будут готовы, не беспокойтесь.

— Хорошо, — ответил Гётц и протянул руку Кучере. — Я надеюсь на вас.

Старший инспектор пожал руку и кивнул в знак подтверждения. Гётц заглянул в комнату, попрощался с братом и отправился на встречу с шефом.



Ян поднялся на поверхность со станции метро «Смиховский вокзал», перешёл трамвайные пути и оказался у входа в небольшое кафе, где часто обедал с коллегами. Через стеклянные стены Гётц хорошо видел зал и все столики, но старшего комиссара не заметил. Он решил не заходить внутрь, а встретить Куделу на улице.

Ян встал рядом с дверью и осмотрелся: людей было немного, небольшая группа толпилась на остановке, в сторону Баррандовского моста проехал автобус, ему навстречу — такси. У угла дома, в десяти шагах от Гётца, кого-то ждал молодой мужчина в кепке и длинном светлом плаще без рукавов. Он постоянно посматривал на выход из метро и провожал глазами такси.

«Надеюсь, Йирка прояснит ситуацию, — думал Ян. — Что-то же он должен знать. Иначе зачем ему со мной так срочно встречаться, да ещё и не в Департаменте?.. Он слишком быстро позвонил мне. Почему? Потому что он в курсе. Иначе и быть не может».

С парковки Департамента на тротуар вывернула знакомая фигура. Гётц приблизил изображение — Кудела. Как всегда подтянутый, форма застёгнута на все пуговицы, фуражка надета ровно, длинные бакенбарды аккуратно подстрижены. Он шёл твёрдым шагом к кафе, и лицо его ничего не выражало — ни беспокойства, ни раздражения, ни радости.

Когда между Гётцем и Куделой оставалось не более двадцати метров, мужчина в плаще неожиданно ринулся к Яну, оттолкнул его назад, за свою спину, и взмахнул рукой в сторону старшего комиссара, будто разбрасывая что-то. В тот же момент голова Куделы вдруг разорвалась, обдав кровавыми брызгами стену дома, а тело рухнуло ничком на брусчатку. Не прошло и секунды, как в двух метрах от Гётца что-то вспыхнуло и раздался хлопок.

Мужчина в плаще обернулся:

— Вы в порядке?

Гётц дернулся в сторону мёртвого товарища, но мужчина остановил его:

— Надо ехать, пан комиссар. Возможна ещё попытка.

Рядом резко затормозил автомобиль. Открылась дверь, и мужчина в плаще буквально запихнул Гётца в салон. Ян выхватил пистолет и, ткнув его мужчине под нижнюю челюсть, прошипел:

— Кто ты такой, курва?!

— Тот, кто спас вас от снайпера, — спокойно ответил мужчина. — У нас нет времени. Поехали, пан комиссар!

Он отодвинул пистолет и сел в машину.

— Куда? — спросил Гётц.

— В штаб-квартиру СПЧ.



Всю дорогу до микрорайона Крч человек в плаще сидел молча и игнорировал вопросы Яна. Когда автомобиль остановился на парковке неподалёку от метро «Качеров», спутник комиссара вышел первым и, осмотревшись, сказал:

— Поднимайтесь к Барбаре, пан Гётц. Она вас ждёт.

Не ответив, Ян быстрым шагом направился к небоскрёбу. Поднялся на шестьдесят седьмой этаж и на выходе из лифта чуть не столкнулся с тремя мужчинами в коричневых костюмах. Они только что приехали на соседнем лифте и проходили мимо. Гётц извинился, на что троица не обратила внимания и невозмутимо прошествовала дальше по коридору. Комиссар с укором посмотрел им вслед, и тут один из мужчин обернулся, будто узнал его. Но Гётц не смог вспомнить это лицо, а соцпрофиль мужчины оказался закрытым, как, впрочем, и у двух его спутников. Скорее повинуясь интуиции, чем разуму, Гётц отключил Сеть. И понял, что на том, кто оборачивался к нему, была ви-маска. Теперь по коридору в сопровождении двух мужчин в коричневых костюмах шёл третий — суховатый, с залысиной, одетый в джинсы и синюю ветровку с капюшоном. Что-то знакомое было в этом человеке.

«Зря они не используют голограмму, — подумал Гётц. — Не один я могу выйти из Сети. Кого же они скрывают? И почему меня не поставили в известность? Пока ещё я тут начальник охраны».

Ян двинулся за троицей и крикнул:

— Постойте! Остановитесь же!

Человек в ветровке замедлил шаг и снова обернулся. Ян от удивления замер на месте: на него смотрел Мирослав Вондрачек, доктор из Института экспериментальной медицины, чью куклу ещё совсем недавно они с Радеком препарировали в морге.

— Пан Вондрачек? — спросил Гётц, не веря своим глазам.

Мужчины в костюмах тоже обернулись и, поняв, что комиссар узнал их подопечного, тут же включили голографическую защиту, которая скрыла Вондрачека оболочкой из чёрно-белых помех. Один выступил вперёд, преграждая путь Гётцу.

— Что ж вы так прокалываетесь, уважаемые? — Склонил на бок голову Ян и представился: — Комиссар Гётц, Прага II, начальник группы полицейской охраны пани Прохазковой. Что вы здесь делаете и куда ведёте доктора?

— Мы не уполномочены раскрывать информацию, — ответил человек в костюме.

— Что ж мне сегодня так не везёт? — посетовал Гётц. — Все, буквально все не хотят мне ничего рассказывать. Do háje... — он выхватил пистолет и наставил на собеседника. — Мне ещё раз задать вопрос?

Мужчина совершенно не испугался:

— Пан комиссар, вам лучше следовать туда, куда вы направлялись. Мы действительно не можем вам ничего рассказать. Доктор в безопасности. За него вам не стоит волноваться. Уберите пистолет и дайте нам уйти. Барбара ответит на все ваши вопросы. Прошу вас.

Гётц помедлил, сверля взглядом собеседника, потом сунул пистолет в кобуру, молча развернулся и заспешил к кабинету Прохазковой.



Гётц вошёл в кабинет, не дожидаясь приглашения виртуального секретаря. Прохазкова стояла у окна спиной к двери. Услышав шаги, она повернулась:

— Здравствуй, Ян, — и медленно двинулась к гостю. — Мы с тобой очень плохо расстались вчера. Мне хотелось бы всё исправить.

— Я пришёл сюда не затем, чтобы выслушивать твои извинения, — резко ответил Гётц. — У меня миллион вопросов, Барбара. Как ты связана с Вондрачеком и Куделой? Кто хотел убить моего брата и кто убил Куделу? Что за хрень я видел в институте? Кто эти люди с закрытыми профилями, разгуливающие по зданию? И это ещё далеко не всё. У меня голова просто раскалывается от вопросов! Но я уверен, что ты можешь на них ответить.

— Да, Ян, я могу объяснить кое-что, — спокойно сказала Прохазкова. — Ты записываешь?

— Нет. Я не в Сети.

— Хорошо. Тогда давай сядем и поговорим, — Барбара направилась к кофейному столику. — Кофе?

— Да, я бы выпил что-нибудь.

— Секретарь, две чашки кофе, — попросила Барбара.

Как только чашки появились в открывшейся стенной нише, Прохазкова отключила кабинет от Сети.

— Теперь можно говорить, — пояснила она. — Постараюсь покороче.

Она сделала глоток кофе и продолжила:

— Существует международная организация, выступающая против технического прогресса. Она скупает научные разработки, а если подход не срабатывает, применяет другие методы. Я сотрудничаю со специальным агентством, созданным для борьбы с этой организацией. То, что случилось неделю назад в Стодулках, было операцией по спасению доктора Вондрачека. Если бы мы не успели, в следующие несколько дней его убили бы по-настоящему. Я скрывала его здесь, в здании, пока с ним работали программисты. А сейчас Вондрачек отправился в Германию, в секретную лабораторию, где он и будет дальше заниматься гибернацией с помощью вирусных белков, полученных от твоего брата. Когда им не удалось убить доктора, они наведались в его лабораторию и всё там подчистили: информацию, образцы. Всё. Этому мы помешать не смогли. Но когда они пришли за твоим братом, их ждал сюрприз.

— Это же был не человек, — вставил Гётц. — Какие-то шарики, облако... Всё крутилось, вертелось, а потом...

— Это машина, Ян. Машина с очень хорошим ИскИном. Таких нигде нет. Только на вооружении агентства. Их называют вихрями.

— Подходяще. А Кудела?

— Он начал сотрудничать с агентством почти полтора года назад. Потому и стал твоим начальником. Работа шла хорошо, его собирались двигать дальше, но сегодня всё вышло из-под контроля. И я очень рада, что агент помог тебе. Иначе...

Барбара на секунду замолчала, но быстро взяла себя в руки.

— Кудела рекомендовал тебя как прекрасного детектива и своего друга, которому полностью доверяет. Потому я и решила сделать тебя своим телохранителем — чтобы узнать получше прежде, чем открыть карты.

— Так это всё было тестированием?! — Гётц со звоном поставил чашку на блюдце и подался вперёд. — Наши ужины, разговоры, поездка в деревню?

— Нет-нет, Ян! Подожди! — спохватилась Барбара. — Я бы так никогда не поступила. Да, я политик, в какой-то мере манипулятор, но не настолько же! Я была искренна с тобой. Всегда. И в своём доме тем более. — Она сжала губы и распрямилась. — Не смей так думать обо мне, Ян. Не смей.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза и молчали. Затем Гётц поднялся с кресла и отошёл к окну.

— Прости, — негромко произнёс он.

Барбара подошла к нему, обняла, прижалась к спине.

— Я испугалась за тебя, Гонзик. Я так испугалась за тебя, когда узнала о перестрелке в институте. Это я попросила Куделу тебя встретить и привезти сюда. И послала агента для подстраховки. Как видишь, не зря...

— Что нам теперь делать?

— Сначала надо перепрошить твой нейрокиб. Сместить координаты, установить анонимайзер...

— Но как я буду работать с таким нейрокибом? Меня же сразу отправят в сервисный центр.

— Ты больше не будешь работать в полиции. Для тебя уже подготовили задание.

Ян развернулся, отстранив от себя Барбару:

— Кто подготовил? По какому праву?! Я не давал согласия!

— У тебя нет выбора, Ян, — твёрдо ответила Барбара. — У нас нет выбора. Всё уже решено.

— А если я захочу остаться в полиции?

— Я не позволю тебе! Вне этого здания и с твоим нынешним нейрокибом ты в большой опасности.

— Я не привык прятаться, Бара.

— Тебя и не просят прятаться, — умоляюще посмотрела на него Прохазкова. — Просто принять меры. А если согласишься на задание, то, возможно, вообще выпадешь из поля зрения врага.

— Что за задание? — помедлив, спросил Гётц.

— Ты слышал о «Гагарине»? Первом звездолёте?

— Да. Кто сейчас не слышал?!

— Ты полетишь на нём.

— Куда?! — изумился Гётц. — В космос? Неизвестно куда неизвестно зачем?! Ты издеваешься?

— Решаю не я, Ян.

— Правильно! — повысил голос Гётц. — Решаю я. И я не собираюсь бросать тебя здесь. Если ты хочешь, чтобы я сотрудничал с агентством, я остаюсь. Но буду работать на Земле.

— Это неудачная мысль.

— Потому что агентство так решило? Заметь, твоё агентство. Не моё. Я могу просто взять и выйти отсюда...

— И поступишь глупо, — спокойно заметила Барбара. — Моих объяснений не хватило?

— Ты должна понять, что вы с вашим агентством не можете мне приказывать. Я хочу остаться на Земле. Здесь я хотя бы знаю, с кем бороться. А в космосе... Ты помнишь, случай Греты Таубер? До сих пор никто не знает, что там случилось. А эпидемия на Луне? Космос — это... — Гётц запнулся, подбирая слова. — Это чёрная дыра... Зачем, зачем мне туда?

— Агентству известно, что один из членов экипажа — саботажник. Ты должен его обнаружить и обезвредить.

— Откуда ты знаешь о саботажнике? — удивился Гётц. — Ведь никого ещё не выбрали.

— Саботажник будет, Ян. Он будет на борту так же, как и ты.

— Снова «всё решено»?

— Да. Экспедицию хотят сорвать, чтобы программу закрыли, и дальний космос стал не интересен властям.

Гётц, нахмурившись, медленно прошёлся по комнате.

— Это сложно, Ян. Я понимаю, — произнесла Барбара. — Но ты должен это сделать. От успеха многое зависит.

— Но, Бара, — Ян схватился руками за голову, — это же восемьдесят лет! Что станет с миром за эти годы? Что станет с тобой? А дед? А Ондра?.. Я не могу лететь — я не хочу оставлять тебя навсегда.

Барбара подошла к нему, положила ладони на плечи и заглянула в глаза:

— Гонзик, когда ты приземлишься, я встречу тебя у трапа. И буду такой же, как в тот день, когда мы расстанемся.

— О чём ты говоришь?! — сделал шаг назад Гётц. — Это невозможно!

— Возможно, — Барбара снова приблизилась. — Верь мне. Я дождусь тебя.

Ян знал, что она обманывает его, обманывает себя, что обещанного не случится, но он принял игру — ведь другого выбора не оставалось.



[1] Гонза — уменьшительная форма чешского имени Ян.

[2] Браха — чешск. разговорная форма слова «брат».

[3] Ондра — уменьшительная форма чешского имени Ондржей.

[4] Člověče, nezlob se! — «Мужик, не сердись!», чешское название популярной настольной игры «Лудо».

[5] Leze to jako z chlupaté deky — лезет, как из мохнатого одеяла; чешск. так говорят, когда кто-то что-то рассказывает медленно или неохотно.

[6] Стражник — чешск. название сотрудника полицейской патрульной службы.

[7] Дословно «Ты, бык!»; аналогично русскоязычному восклицанию «Твою мать!».

[8] Сакра! — чешское восклицание, аналогичное русскоязычным «Чёрт!» или «Блин!».

[9] Памятник (pomník) — чешск. (полицейский слэнг) аналогично русскоязычным «глухарь», «висяк».

[10] Дословно «К лесу!»; аналогично русскоязычному восклицанию «К чёрту!».

[11] Krucinál! — чешск. то же, что и sákra!

[12] СБИ — Служба безопасности и информации; чешский аналог российского ФСБ.

[13] Вацлавáк — разг. название Вацлавской площади.

[14] Горилла — чешск. (полицейский слэнг) частный охранник, телохранитель.

[15] Традиционное чешское блюдо из свиного жаркого с кнедликами и тушёной квашеной капустой.

[16] Kurva — чешск. сука.

[17] Утопенцы — маринованные сардельки, обычно подаваемые с репчатым луком и хлебом.

[18] Krochna — чешск. (полицейский слэнг) пистолет.

[19] Výjezdovka — чешск. (полицейский слэнг) выездная группа на место преступления.

[20] Mord — чешск. (полицейский слэнг) убийство.