В больничной палате рядом с кроватью Саввы сидели Катя и Данила. Единственный сосед, готовящийся к выписке, вышел в коридор, чтобы не мешать друзьям разговаривать.
Как попал в больницу, Савва не помнил — пришёл в себя уже в палате. Родители оплатили трёхместную, так что Васильев выздоравливал в относительном покое. По прошествии нескольких дней он уже мог вставать, но до сих пор был ещё слаб.
Катя говорила об участившихся драках в городе, о поджогах машин, погроме в кафе на проспекте Революции, где собралась компания атеистов, а выследившие их фанатики набросились прямо внутри заведения. Чтобы немного разрядить атмосферу, Данила рассказал забавный случай. Савва рассмеялся, но тут же прикрыл рот ладонью — он стеснялся сломанных передних зубов. Мысли о них не покидали Васильева целыми днями: и когда улыбался, и когда не мог откусить кусок хлеба, и когда шепеляво произносил слова. Каждый раз он злился, думал о протезах, но понимал, что быстро их не поставят, и это злило его ещё больше.
Наконец, друзья собрались уходить. Данила попрощался и вышел. Савва взял Катю за руку, сжал её ладонь в своих, посмотрел в глаза. Он не сказал ничего, но Пантелеева всё поняла по взгляду, в котором смешались благодарность, нежность и надежда. Когда Савва потянул её к себе, Катя не поддалась, сказав мягко:
— Не надо, не сейчас. Мне пора.
Она высвободила руку, наклонилась и поцеловала Васильева в щёку.
— Выздоравливай.
После ухода друзей Савва лёг и уставился в потолок. Не хотелось ни о чём думать, ничего делать.
Сколько он так пролежал, не известно. Заскрипела дверь, но Васильев не повернулся, подумав, что это наверняка вернулся сосед.
— Ну, здравствуй, Савка, — раздался голос Андрея. — Выздоравливаешь?
Савва еле сдержался, но не повернулся и не ответил. Коржаков подошёл, сел рядом. Положил на грудь Васильеву лист бумаги:
— На — почитай. Полезно будет.
Тот взял лист, поднёс к глазам, выхватил несколько фраз: «...согласно новому закону о запрете пропаганды атеизма и эволюции...», «...жёстко пресекать все выступления...», «...увольнение...арест...». Потом сел и прочитал листовку полностью. В голове пронеслось: «Что же теперь будет?»
— Ну, ты понял, что вы... они проиграли? — подал голос Андрей. — Теперь, когда пропаганда атеизма запрещена, ты будешь продолжать их поддерживать?
— Буду, — твёрдо ответил Савва.
— Дурак! — Коржаков поднялся, обошёл кровать и встал напротив Васильева. — Они же вносят раскол в наше общество, как ты не понимаешь?! Страна, народ никогда не будут едины, пока существуют такие отщепенцы. А нам надо идти вперёд, развиваться, строить светлое будущее, наконец! Ты что, против этого?
— Если это ваше будущее, то против.
Андрей хлопнул ладонью по спинке кровати, подошёл к окну и снова повернулся к приятелю:
— А помнишь, Савка, как мы ловили сатанистов в лесу?
— И не поймали.
— Ну и что? Пролазили там до самого вечера, потом тропинку в темноте еле нашли. Вот было время...
— Сейчас всё изменилось, Андрей.
— Но ведь можно вернуться назад. Всё будет как прежде. Было у тебя временное помешательство, ну и ладно. С кем не бывает? Савка, а?
— Понимаешь, Андрей, не те методы выбрала наша церковь. Воздействовать надо на разум, а не на тело. Не кулаком вбивать веру, а разговором и убеждением. Вот по этому пути я бы пошёл с тобой. А так — нет, извини уж. Тут я — пас.
— Чудак! — воскликнул Коржаков. — Да если ж с каждым разговаривать, всей жизни не хватит. А страну надо сейчас поднимать. Не завтра, не следующим летом, а сегодня. Не хотят жить в поставленных рамках — их дело. Пусть уматывают за границу. Или в тюрьму. А сопротивляться будут — и кулаком можно, и палкой. Да. Такие времена, Савка. Что участвовать в войне не хочешь, я понимаю: с детства ты малахольным был. Но за этих-то что цепляешься? Тоже хочешь палкой по хребту получить?
— Принцип важнее. Они все не заслужили того, что вы с ними делаете. Я так считаю. И в этой войне буду на стороне справедливости.
— Значит, палки попробовать хочешь? — процедил Андрей. — Не хватило, видать. Ладно, дальше с тобой говорить смысла нет. Ума, смотрю, не прибавилось. Сам ещё прибежишь, да поздно будет. Пока.
— А ты ведь тоже там был, — твёрдо проговорил Савва вслед выходившему в открытую дверь Андрею.
Тот резко обернулся, и Васильев увидел в его глазах понимание смысла сказанной фразы. Коржаков не ответил. Лишь хлопнул за собой дверью.