В понедельник Савва специально поехал в ЦЕФУ на автобусе: он всё ещё был зол на Андрея и не хотел с раннего утра никаких эмоциональных разговоров. Даже на единственной в этот день лекции Васильев сел достаточно далеко от друга, а на переменах слушал плеер, закрыв глаза и всем своим видом давая понять, что к общению не расположен.
На четыре часа пополудни была запланирована тренировка по баскетболу. В раздевалке друзья встретились, сухо поздоровались, но объяснение отложили на потом — рядом натягивали спортивную форму ещё пятеро студентов с других факультетов и курсов. Андрей переоделся быстро и, выходя, столкнулся с Данилой:
— О! И этот тут! Посмотреть что ль?
— Смотреть предпочитаю по телевизору, — буркнул в ответ Данила. — Тех, кто красиво играть умеет.
— Ой-ой, — презрительно скривил губы Коржаков. — Какие мы эстеты! А чё ж пришёл?
— Круглого потискать.
Андрей хмыкнул и вышел.
Всего в спортзале собрались одиннадцать человек, и тренер решил играть на два кольца с одним запасным. Объединять старался тех, кто учится вместе. Так Андрей, Савва и Данила оказались в одной команде. Уже на первых минутах игры Васильев приметил замечательный дриблинг Гусельникова, то как он обманывал соперников и прорывался под кольцо. Несколько очковых бросков, пара эффективных блокшотов в своей зоне, и Савва проникся уважением к Даниле-баскетболисту.
С Коржаковым по ходу игры Васильев тоже разыгрывал неплохие комбинации, а когда Андрей перехватил мяч соперника и, имея возможность забросить из-под кольца, дал пас другу, Савва не упустил момент и с лёгкостью влепил трёхочковый.
— Совершенно в дырочку! — воскликнул, как бывало, Андрей, и подбежав к Савве, обнял того левой рукой за шею, а правую подставил для хлопка. Васильев звучно хлопнул и улыбнулся. Вся обида улетучилась, как утренний туман под лучами солнца.
Два часа тренировки пролетели незаметно. В раздевалке было шумно и потно. Кто-то мылся в душе, кто-то ждал своей очереди.
— Ну, что, так и будешь на меня дальше обижаться? — вытирая мокрые волосы, спросил друга Андрей.
— Проехали, — махнул рукой Савва.
На выходе из университета друзья нагнали Данилу.
— Погóдь, Гусельников, — крикнул Коржаков.
— Чего тебе? — обернулся тот.
— Хорошо играешь, молодец. — И не забыл «подколоть»: — Даром, что атеист.
Данила в ответ лишь хмыкнул и мотнул головой.
— Слушай, — не унимался Андрей. — Давно хотел спросить: как по-твоему, бога нет? Вообще никакого высшего существа нет?
— Не известно. Это вопрос веры или неверия. Наука ответить на такой вопрос пока не может.
— Ага! Значит, оспорить его существование вы не можете?
— Нет. Но меня устраивает научная картина мира. Поэтому предпочитаю не верить. Доказательств бытия бога тоже ведь нет.
— А нам и ни к чему. Верить надо сердцем и душой.
— А разум как же? Выключаете?
— Разум вторичен. Он — для быта, для жизни. Не для веры.
— У меня вот разум с верой изначально в противоречие пришли.
— А не стоит использовать мозги не по назначению, — посоветовал Андрей. — Тогда и проблем меньше было б.
— А вот если бы вы получше мозгами пораскинули, поняли бы, что вера ваша ни на чём не основана. Так, выдумки одни.
— Ты за веру нашу не беспокойся, — чётко проговорил Коржаков. — Что может отлучить нас от господа? Горе, преследование, голод или холод, опасность или смерть? Нет. Веруя, я знаю, кто я, откуда, зачем здесь и что будет со мной в будущем. У меня есть смысл и цель жизни. И я счастлив, что бы со мной не произошло. Так вот.
— Я рад за тебя, Коржаков, что ты уже определился в этой жизни и знаешь будущее, — ответил Гусельников. — Ну, я пошёл. Всего хорошего.
Савва всё время стоял рядом и не вмешивался в разговор. Во время последней тирады Андрея он с большим усилием сдержал смех и очень удивился своей реакции. В чём дело? С каких это пор слова о боге и вере начали вызывать в нём подобные чувства? И, самое удивительное, что Савве было совершенно не стыдно за них.
Дочитав книги Нелюбова, Савва уже две недели мучился внутренним противоречием: он ясно осознал, что готов принять теорию эволюции, но совсем не готов отказаться от бога. Как, как объединить два учения без ущерба для себя, своей души и веры? Очень смутно Савва помнил, что говорилось в школьной программе о креационизме: будто бог создал основные виды живых существ, и те развивались далее не за счёт мутаций и естественного отбора, а направляемые исключительно волей бога. Такое положение вещей Васильева, понятное дело, в сложившейся ситуации не устраивало. Неужели эволюционизм настолько далёк от христианства, что совершенно невозможно их непротиворечивое взаимопроникновение? К Нелюбову с таким вопросом идти было бессмысленно. И отец Иона уже не внушал былого доверия. Так к кому же обратиться за разъяснением и советом? Ответ пришёл сам собой: стоит поговорить с университетским преподавателем богословия протоиереем Димитрием Ключевским, известным среди студентов своими прогрессивными взглядами на христианство.
Отец Димитрий, полный, черноволосый мужчина в очках и с небольшой бородкой, с радостью согласился обсудить дилемму Саввы. Выслушав Васильева в своём светлом и тихом кабинете, преподаватель улыбнулся:
— Прежде всего, сын мой, хочу успокоить твои волнения: теория эволюции нисколько не противоречит православному христианству. Кто бы что ни говорил, в «Библии» не написано ни слова против эволюции, а есть лишь её подтверждение. Существует несколько взглядов на текст священной книги. Одни считают, что каждое слово в ней продиктовано богом и есть истина. Другие — что бог посылал людям лишь видения, а те записывали, как понимали. Я придерживаюсь второго мнения. И думаю, что «Библия» во многом метафорична, а метафоры следует интерпретировать должным образом. «Ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам».
Например, Шестоднев. Глупо было бы трактовать шесть дней творения, как шесть реальных земных суток. Вспомни: «у господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет, как один день». Здесь с научными данными никаких расхождений нет: чему равен каждый день творения, знает лишь сам господь. А наука пытается только в первом приближении это определить. Ведь «непостижимы судьбы его и неисследимы пути его!»
При непредвзятом чтении Писания невозможно не заметить, что в книге «Бытие» возникновение жизни представлено как эволюция по повелению божию. Ведь не написано: «И создал Бог траву». Но «и сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву». Таким же образом возникли и животные. «И сказал Бог: да произведёт вода пресмыкающихся... да произведёт земля душу живую по роду её, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их». Бог не скульптор, вырезающий статую из пассивного камня. Он дал лишь толчок, а природа уже сама исполняла его волю. В нашем мире ничто не происходит мгновенно, потому и этот процесс был длительным и постепенным. Для господа «тысяча лет, что день вчерашний». Это и есть эволюция, сын мой.
— А как же человек? — воскликнул Савва. — Неужели вы поддерживаете эволюционистов?
— Здесь всё несколько сложнее, — начал богослов. — Своим телом человек родом из животного мира, что не противоречит науке. Однако в какой-то момент антропогенеза он был наделён душой и именно с этого момента стал человеком. Библейская история его начинается с поселения в Эдем. «И насадил господь бог рай в Эдеме на востоке, и поместил там человека, которого создал». Как видишь, Эдем был создан позже человека и лишь тогда, когда господь «вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою». У бога возникло справедливое желание защитить своё совершенное творение от дикой природы с её борьбой за существование. Потому был насажен рай в Эдеме. А еврейское слово «ган», что переводится у нас как «рай», происходит от глагола «ганон» — «защищать». Поэтому правильнее следует переводить его словом «огород», то есть как огражденное и защищенное место. Внутри этого огорода был самый настоящий рай: не действовали законы эволюции, хищники стали травоядными, а человек — бессмертным. И только своим грехом человек снова оказался во внешнем мире, снова стал смертным, и законы дарвиновской биологии стали его законами. Как видишь, сын мой, религия и наука могут идти вместе, рука об руку, не страшась и не враждуя.
— Я и подумать не мог, что всё так просто, святой отец! Как вы ловко привязали одно к другому! Выходит, единственное, что разъединяет нас и дарвинистов — это вера в бога? Но можно ли как-то доказать его существование?
— Зачем, сын мой? В бога надо уверовать. Только так возможно прийти к спасению. Да и разве само существование окружающего мира не является доказательством существования бога? Ведь кто, кроме него, был способен создать всё это? — и отец Димитрий рукой описал в воздухе полукруг. — Можно ли верить в опариновский бульон? Это равноценно вопросу: «Может ли ураган, кружа по свалке, собрать из мусора боинг?» Ведь яснее ясного, что даже за миллионы лет этого не случится. Можно обосновать данную мысль и сугубо научно. Самовозникновение высокоорганизованной жизни из неживой хаотичной материи невозможно, поскольку такой процесс противоречит одному из фундаментальных законов физики — Второму началу термодинамики. Которое гласит, что упорядоченная система всегда стремится к беспорядку, и напротив, никогда беспорядок не может упорядочиться сам по себе. А эволюционисты пытаются перекроить основы физики, являясь при этом ярыми последователями официальной науки! Абсурд! «Левая рука твоя не знает, что делает правая».
Протоиерей снял очки, тщательно протёр салфеткой стёкла и снова водрузил на нос.
— Надо заметить, сын мой, что ещё в 1802 году Уильям Пейли объяснил всё более чем понятно. Представь, что ты в чистом поле нашёл часы. Возникнет ли у тебя мысль, что часы сформировались сами по себе, в результате случайных взаимодействий молекул? Разумеется, ты подумаешь о часовщике. Но Вселенная неимоверно сложнее часов. Даже живая клетка намного сложнее. Очевидно, что и Вселенную, и жизнь на Земле создал «часовщик» с неизмеримо более мощным разумом, чем создатель простых часов. Бог есть, сын мой. И это — непреложная истина.
— Спасибо вам, святой отец, что примирили меня самого с собой, — горячо поблагодарил Савва. — Я уже не знал, что и делать. В предатели себя чуть не записал. Спасибо вам.
— В любое время буду ждать тебя для общения. И в горести, и в радости приходи, — отец Димитрий перекрестил Савву. — Благослови тебя господь!
В приподнятом настроении шёл Васильев по университетскому коридору. Вот идеальная система мироздания! Ничего лишнего в ней нет, и ничего иного не требуется. Пошатнувшийся было окружающий мир вновь обрёл устойчивость. Жизнь снова заиграла красками, а Савву охватила такая лёгкость, что хотелось бежать, бежать и радоваться всему в этой жизни.
В десять часов предновогоднего вечера Савва и Андрей стояли у подъезда, ожидая такси. В свете фонарей кружили снежинки, под ботинками хрустело, а мороз уже начинал пощипывать щёки и нос. Друзья собирались провести эту ночь в общежитии ЦЕФУ на праздновании Нового года у одногруппника Саввы — Тимофея Сысоева. Должна была собраться небольшая компания из трёх парней и пяти девушек, однако Савва не постеснялся пригласить ещё и Андрея, а тот, в свою очередь, девушку из его группы — Катю Пантелееву, за которой друзья пообещали заехать на такси. Коржаков специально надел форму дружинника с красной повязкой на рукаве, чтобы покрасоваться перед женской половиной общества, и теперь, приосанившись, стоял на тротуаре, всматриваясь в темноту домовой арки. В руке он держал пакет с бутылкой вина и большой коробкой конфет, остальные припасы были уложены в рюкзак, что висел на спине Саввы.
Наконец, во двор въехал жёлтый «Форд» со светящейся шашечной лампой на крыше, и друзья, устроившись в тёплом салоне, покатили на бульвар Победы за однокурсницей. В этот поздний час автомобилей на улицах почти не встречалось, потому дорога заняла всего несколько минут. Катя, укутанная в полушубок из меха нутрии, прыгнула на заднее сиденье, и такси продолжило свой путь к университетскому кампусу.
В общежитии царила праздничная суматоха: отовсюду гремела разнообразная музыка, студенты танцевали, ходили из одной комнаты в другую и шумно разговаривали, пытаясь перекричать звуковую какофонию. В коридорах стояла неповторимая смесь запахов всех возможных блюд сразу. У тимофеевой комнаты друзья столкнулись с её хозяином — высоким худощавым рэпером с дредами на голове.
— О, Савва! Здорóво! — воскликнул Сысоев. — Проходите, все уже в сборе.
Гости вошли в небольшую двухместную комнату, посреди которой между сдвинутыми кроватями стоял накрытый стол. Три девушки в ярких нарядах сидели на правой кровати и слушали что-то увлечённо рассказывающего им Витю Смирнова — второго хозяина комнаты, что расположился рядом на стуле. Полноватая девушка в бордовом свитере свободного покроя заканчивала наряжать маленькую искусственную ёлочку в углу слева от окна. Вошедших заметили сразу, а невысокий Витя, шустро вскочив со своего места и тряхнув копной каштановых волос, ловко подхватил катин полушубок и повесил на крючок у двери.
Андрей передал пакет Тимофею, скинул верхнюю одежду и, заткнув большие пальцы рук за форменный ремень, подошёл к столу.
— Богато накрыли, — улыбнулся он девушкам.
В меню, однако, изысков не наблюдалось: курица-гриль, маринованные грибы, пицца, нарезанная колбаса и пирожки. В дополнение к ним из недр рюкзака Савва извлёк сыр, копчёную горбушу, три банки красной икры, а также банку домашних маринованных огурцов, выращенных на даче Васильевых.
Подоспел Витя:
— Девушки, если кто ещё не знаком, это Андрей Коржаков из первой группы. Алиса, Диана и Надя, — представил Смирнов девушек на кровати. — А ёлочку наряжает Василиса.
— Очень приятно, — чуть кивнув, с улыбкой ответил Андрей.
Тут в двери с дымящейся кастрюлей в руках появилась крупная девушка в блестящей кофточке.
— А вот и картошечка! — обрадовался Тимофей. — Ставь сюда скорей. Андрей, Маша, — запросто познакомил гостей Сысоев.
Алиса, худышка в чёрном облегающем платье, тем временем принялась нарезать сыр, а Надя и Диана занялись бутербродами с икрой.
— Пока стол накрывается, предлагаю выпить, — ввинчивая штопор в пробку одной из бутылок, объявил Витя. — Водки нам достать не удалось, зато вина хоть залейся!
Он наполнил до половины четыре стакана и поднял свой:
— За встречу!
— А на-а-ам, — обиженно пропищала пухленькая белокурая Надя.
— Пардон, мадемуазель, — картинно приложив руку к груди, кивнул Андрей, отобрал у Вити бутылку и разлил по оставшимся стаканам. — А вот теперь — за встречу!
— Уже одиннадцать, — ахнул Тимофей, ставя пустой стакан. — Савва, закрой дверь на защёлку, чтоб разные не заглядывали, и давайте рассаживаться.
Андрей занял стул у окна, Савва — напротив. На правый диван рядом с Андреем сел Витя, за ним — Алиса и Надя с Дианой. По левую руку от Саввы расположились Тимофей, Василиса и Маша. Русоволосая стройная Катя в красном свободном платье чуть выше колен села на дальний край поближе к Андрею.
Снова наполнились стаканы. Встал Сысоев:
— Надеюсь, все присутствующие не тянут за собой в новый год «хвосты»? — он сделал паузу и оглядел гостей. — Тогда — за успешно сданные зачёты!
Не успели как следует закусить, как Витя схватился за бутылку:
— А теперь — за удачу на экзаменах! По полной, и до дна!
Спустя пару минут лица собравшихся зарумянились, обычная в начале застолья неловкость отступила.
— А ты давно в дружинниках? — обратилась к Андрею чернявая Диана.
— С месяц уже. Пока курсантом. В феврале нашьют погоны, выдадут бляху, и буду полноценным патрульным.
— А это, наверное, опасно?
— Иногда — конечно. Вот был на прошлой неделе случай, — начал Коржаков. — Идём мы с Петром, наставником моим, по Беговой в районе «Геологоразведки». Часов одиннадцать уже вечера. Освящение слабое, как и везде сейчас, видимость плохая. Вдруг смотрим, в арку какая-то тень метнулась. Ну, мы туда. Вбегаем во двор, а метров за двадцать от нас тип какой-то наклонился над другим, на снегу лежащим, и карманы обшаривает. Мы его за шкирку: «Что делаешь?» Да вот, говорит, упал человек пьяный, телефон его ищу — родственникам позвонить. А у самого морда небритая, помятая такая. И фингал под глазом. Я стал лежащего тормошить, глянул, а под ногами кошелёк распотрошённый валяется. Ну, говорю, падла, телефон ищешь, значит? А это что? И кошелёк ему в морду сую. А тот так хитро развернулся и — левой Петрухе в челюсть. Петька не слюнтяй какой, но от удара рухнул как подкошенный. Смотрю — у типа-то кастет. Но мне повезло: когда Петруха падал, то мужика этого за собой потянул, вот тот равновесие и потерял ненадолго. Я ж момент не упустил. Кидаю ему в рожу кошелёк потерпевшего и сразу же ногой в грудь. Он спотыкается о Петьку, падает, а тут уж я начал охаживать его дубинкой. Потом «скорую» вызвали, полицию. Петька только теперь перебинтованный ходит — челюсть ему разбил тот тип конкретно.
— Ой, какие вы молодцы! — воскликнула Василиса.
— Да что уж, — потупил взгляд Андрей. — Скромно помогаем полицаям, которых вечно не хватает.
— А вот вы, ребята, смогли бы так? — обратилась ко всем Василиса.
Первым ответил Тимофей:
— Я людям собираюсь музыкой помогать. Вот с учёбой подразберусь, соберу банду и буду своими текстами нести, как говориться, красивое, доброе, вечное.
— Каждый должен заниматься своим делом, — вмешался Савва. — Одни — преступников ловить, другие — музыку писать, третьи — науки изучать. Я человек мирный, потому в такие структуры, как полиция и дружинники не лезу.
— Я тебя ещё к нам, Савка, затащу! — погрозил пальцем Андрей. — Помяни моё слово. Вот стану рядовым дружинником, займусь тобой плотно.
— А я вот хоть сейчас готов, — перебил Витя. — Где у вас там вступают? Прямо после праздников пойду.
— Вот тогда и обсудим, — ответил Коржаков. — Ты сначала протрезвей, а потом в бой рвись.
— Я чо, пьяный что ли? Да ни в одном глазу!
— Эх, вы, — вдруг проговорила Катя. — Двое — отсиживаться решили, а третий — только по пьяной лавочке осмелел. Мужчины, называется.
— Ты что это, Кать? — удивился Андрей.
— Да ничего, — отмахнулась та. — Нормальных мужчин по пальцам пересчитать можно.
— Ну и что? — возмутилась Алиса. — Мне, например, очень музыка нравится. Я б с радостью вышла замуж за музыканта.
— Ага, — вторила ей Надя, взглянув на Савву. — Я вот тоже больше люблю умных и тихих, а не мужиков с кулаками.
— Как будто всё вместе не бывает? — огрызнулась Катя. — И ум, и сила.
— Не бывает, — отрезала Надя.
— А должно бы.
— Э, девчонки, полегче, — возмутился Андрей. — Я всё-таки тут рядом сижу.
— Да не слушай ты их, Андрюша, — наперебой затараторили Василиса и Диана. — Как раз ты все эти качества в себе прекрасно сочетаешь.
— Утешили, — улыбнулся в ответ Коржаков.
— Кстати, уже без пяти, — напомнил Савва, не спускавший во время всего разговора глаз с Кати. Двойственные чувства он сейчас испытывал по отношению к этой девушке: и интерес из-за её странных для собравшейся компании слов, и лёгкую неприязнь, потому что Катя явно не считала Савву достойным внимания.
— И точно, — спохватился Тимофей. — Андрюх, держи бутылку.
В воздух полетели пробки от шампанского, пена полилась на стол, вино — в стаканы.
— За новый год! — гаркнул Андрей. — Чтобы он был счастливее предыдущего!
С криками «ура!» все протянули стаканы над столом и чокнулись.
— Ребята, давайте потанцуем, — предложила низким голосом Маша.
— Момент. — Тимофей, чуть пошатываясь, подошёл к музыкальному центру, закрыл радио, подключил телефон и стал рыться в папках с музыкой. — Во, нашёл. Пока ещё на ногах держусь, попробую всем на удивленье станцевать нижний брейк.
Заиграла композиция из последнего альбома модной электронной группы. Все встали полукругом у стола, и Сысоев показал, на что способен. Исполнив все кульбиты, какие имел в своём «арсенале», Тимофей встал и под общие овации театрально поклонился.
— Молодчина, Тимоха! — хлопнул товарища по плечу Савва.
— Давайте что-нибудь медленное, — пропищала Надя.
Тимофей снова поколдовал у телефона, и зазвучала приятная рóковая мелодия. Тут же Надя подхватила под руку Савву, и тому пришлось, обняв её за талию, начать танец. Андрей пригласил Катю, Тимофей — миниатюрную Алису, а рослая Маша загребла в охапку маленького Витю, едва стоящего на ногах. Большого удовольствия танец Савве не доставил: партнёрша упорно прижималась к нему крупными формами, а под своими ладонями он ощущал объёмные жировые складки. Нет, Надя явно не была девушкой его мечты. Потому второй танец Савва рискнул предложить Кате, с одной стороны, чтобы не продолжать взаимодействие с пышным надиным бюстом, а с другой, чтобы наедине задать интересующий его вопрос.
— Катя, скажи, ты на самом деле считаешь, что мужчина обязательно должен быть сильным и бесстрашным?
— Да, но не только, — тихо ответила Катя, глядя в глаза Савве. — Мужчина должен сочетать в себе и ум, и силу, и творческие способности в оптимальных пропорциях.
— Между прочим, сейчас — век специализации. Если один человек и швец, и жнец, он никогда не станет профессионалом ни в одной области деятельности. Если распылять свои усилия, ничего хорошего из этого не выйдет. Так ведь?
— Нет. Всё дело в самовоспитании, Савва. Займись самовоспитанием — будешь и швец, и жнец, и на дуде игрец, — хитро прищурилась Катя. — Требуется только крепкая сила воли. Волевой человек сможет воспитать себя так, как следует. Надеюсь, ты со мной согласишься?
— Не всё дело в воле. Нужно ещё и желание, мотивация.
— А разве внимание красивой девушки не может быть мотивацией? — улыбнулась Катя.
— Наверное, может.
— Так в чём же дело? Всё в твоих руках.
Умолкла музыка, все снова расселись вокруг стола и продолжили трапезу. Маша поменялась местами с Дианой и теперь о чём-то ворковала с Витей, Андрей разговаривал с Катей, а оставшиеся девушки начали обсуждать преподавателей и запомнившиеся моменты сдачи зачётов. Зашёл разговор о Нелюбове: Василиса напомнила, что первым экзаменом будет его предмет.
— Не думаю, что «Проблемы биологии» трудно сдать, — махнула рукой Диана. — Лекции у Нелюбова понятные...
— Только вначале что-то «загнался» про Дарвина, — влез Витя.
— Да ладно тебе! — воскликнула Надя. — Хороший дядька.
— Ага. Но нафиг было целую лекцию про Дарвина читать? У нас в деревне ваще о нём не говорили. И слава богу! Я ходил в церковную школу, так учитель биологии называл Дарвина идолом атеизма. Нужны нам нафиг такие лекции?
— Но согласись, интересно ведь Нелюбов рассказывал? — спросил Савва.
— Интересно, ага. А если он хотел нас как-то завлечь в свой дарвинизм, то зря старался. Не выйдет нафиг!
— Ты же, Савва, читал «Происхождение видов»? — поинтересовался Тимофей.
— Читал.
— И к профессору, говорят, ходил?
— Ну, ходил.
— И как? Мозги запудрил тебе?
— В бога я верить не перестал, если тебе это интересно. Совсем наоборот. А вот в абсолютной истинности библейских текстов усомнился.
— Это как же понимать? Ты перестал признавать священную книгу?
— Не совсем. «Библия» содержит истину, но частицы этой истины надо ещё уметь отыскать среди груды шелухи. Книгу же писали люди. Разные, и в разные века. Каждый понимал веру по-своему и описывал собственные мысли и видения, как мог.
— «Библия» — слово божье! — вырвался из машиных объятий Витя. — Там всё — правда!
Андрей с Катей прервали беседу и прислушались к спору.
— Действительно, — пожал плечами Тимофей. — Это историческая книга, которая к тому же содержит факты, установленные наукой значительно позже. Например, что Земля — шар, висящий в космосе, а не лежащий на черепахах блин.
— По поводу шара, — начал Савва. — Вспомним Исаию: «Он есть тот, который восседает над кругом земли». Над кругом! Не над шаром. Круг же — фигура плоская.
— Погоди, погоди. Ну, перевели с древнееврейского как круг. Не математики же переводили. А для обычного человека что круглый, что шарообразный — всё одно.
— Да в том-то и дело, что в оригинале используется слово «хуг». Это слово никогда не означало «шар» или «шарообразный». Оно встречается в нескольких местах «Библии», и каждый раз именно как круг. В той же книге Исаии используется производное от него слово «мехуг», обозначающее подобие циркуля. А циркуль ведь не шар рисует, а круг. Поэтому не стоит вкладывать в древние фразы современный смысл. Эти фразы означают только то, что означают. В Палестинской пустыне, стоя на одном месте, можно увидеть горизонт на все триста шестьдесят градусов. Вот тебе и круг земли.
— Ну, я не знаю, — развёл руками Тимофей. — Я, конечно, не специалист. Тут надо со знающими людьми говорить. Может, мы и не так понимаем...
— Разумеется! Ухватились за этот «круг», а Исаия ведь ещё в самом начале книги сам себя опровергает, говоря «даст знак живущему на краю земли». Какой же у шара край?!
— Ладно, ну а про то, что Земля свободно в космосе висит? Или тут тоже перевод не верный?
— Книга Иова, где об этом написано, — очень спорное сочинение. Лингвисты утверждают, что у неё несколько авторов, которые дополняли друг друга в разные столетия. В окончательном же виде книга сформировалась приблизительно в третьем веке до нашей эры. Это видно по стилю изложения самых поздних вставок. Так вот, слова о Земле как раз относятся к одной из таких вставок.
— Но это же не доказывает ничего.
— Доказывает. Уже в шестом веке до нашей эры древнегреческий философ Пифагор выдвинул идею о шарообразности Земли и её движении вокруг центрального огня в космосе. Пифагор сформировал целую школу, и их книги явно читали даже в Палестине в третьем веке. Отсюда и вставка в книге Иова от одного из соавторов.
— Ну, знаешь! — выдохнул Сысоев. — Мнение лингвистов — не истина в последней инстанции. Нужно что-то посерьёзнее.
— Да «гонит» он всё! — взвился Смирнов. — Не трогай «Библию» нафиг!
Савва, не обращая внимания на пьяные выкрики Вити, ответил Тимофею:
— А как ты объяснишь слова из книги Иова о небесах, твёрдых, как литое зеркало? Если он знает о космосе, то не может считать небо твёрдым! Одно это указывает на разное время написания отрывков.
— Как объясню? Элементарно! Не мог бог современным научным языком выражаться. У людей тогда было более примитивное мышление. Бог говорил с людьми на понятном им языке.
— А что непонятного было бы в словах, что Земля — шар, крутящийся в пустоте вокруг огненного Солнца? Думаешь, люди бы не поняли? Почему бог не стал так говорить в том же «Бытии»? Зачем слова про твердь небесную? Чтобы потомки, то есть мы с тобой, узнали правду и перестали доверять «Библии»? Бог специально что ли так диктовал Моисею и другим? Или всё-таки книгу писали люди, основываясь на своих видениях и, зачастую, буйной фантазии?
— Савва, — вмешался Андрей, — а ты не предполагал, что бог просто хочет, чтобы вера людей была добровольна? Ведь если бы «Библия» всё говорила правильно, то все люди безусловно стали бы христианами. В том-то и суть, что человек должен прийти к богу сам посредством веры, сделав добровольный выбор. Спасутся только выдержавшие испытание веры, отринувшие сомнения.
— То есть ты считаешь, что бог в игры играет с нами? Развлекается он так что ли? Скучно ему?
— Да ты как про господа бога говоришь?! — вскричал Витя и попытался вскочить, но его удержала Маша.
— Нет, брат, ты не прав, — мотнул головой Тимофей.
— Да не про бога я говорю, поймите, — попытался втолковать Савва. — Я говорю о библейском представлении о нём. А это совсем другое дело.
— То есть, — твёрдо начал Андрей, — ты разделяешь «Библию» и бога? Для тебя священная книга уже не богодухновенна, и всё в ней написанное нужно как бы пропускать через сито?
— Да, ты прав.
— И библейский бог, как ты думаешь, может быть совсем не похож на настоящего, поскольку «Библию» писали люди и могли ошибиться? Так?
— Правильно.
— Да ты, брат, еретик, — отстранившись, произнёс Тимофей. — Какой же ты после этого православный?! Я хоть и не фанатик, но считаю, что тебе пора снимать крест. Так и до полного атеизма не долго дойти.
— Снимай крест! — не унимался Витя. — Еретик! Ты, дружинник, — повернулся он к Андрею. — Чо он ваще?!
— Спокойно, — одёрнул его Коржаков. — Разберёмся. Ты, Савва, символ веры признаёшь?
— Разумеется.
— Что и требовалось доказать. Православию ты не враг. Пока не станешь атеистом.
— Ага, — согласился Смирнов. — С профессором снюхался — скоро станет. В церковь его, молиться коленями на горох! Чтоб лоб себе расшиб нафиг: может, выбьет дерьмо это из башки. А Нелюбова — на зону! Пусть там атеизму учит, козёл бездушный!
— Тебе ещё экзамен ему сдавать, — напомнила Маша.
— И что?! — всё сильнее закипал Витя. — Да я ему прямо на экзамене в морду дам! Он же в бога не верит! Он — животное. Таких мочить надо!
— Инквизицию требуешь? — мгновенно отреагировал Савва. — Как наши доблестные дружинники? Обратно в средние века захотели?
— Мы хотим сплотить граждан, — ответил Андрей. — Объединить вокруг православия. Когда не останется в стране противников, общество будет однородным, стремящимся к одной цели.
— Неужели не видно, что это самое общество раскалывается от ваших усилий?
— Пусть кто-то отколется, зато оставшиеся объединятся. И их будет больше.
— История повторяется? Вспомните, реформу Никона в семнадцатом веке. Он тоже хотел объединения всех православных: и русских, и константинопольских. И что из этого вышло? До самого двадцатого века преследовали старообрядцев. А поначалу действовали, как самые настоящие инквизиторы: резали противникам языки, отрубали руки и ноги, сажали на кол, сжигали десятками человек за раз! И сейчас хотите такое устроить?!
— А вот это уже ни в какие ворота не лезет, — напрягся Андрей. — В православной церкви никогда не было инквизиции. Тебе вино в голову ударило? Приведи мозги в порядок.
— Тебя вышвырнуть нафиг или сам уйдёшь? — побагровел Витя, готовясь к прыжку.
— Так, давай поспокойней, — презрительно скривив губы, бросил Савва. — Здесь тебе не село. Весь вечер как в курятнике...
— Ты чо сказал?! — дёрнулся Витя. — Ты — мне? Б...
— Смирнов! — Андрей схватил за рукав Витю и медленно встал со стула. — Я как дружинник тебя предупреждаю. Сядь на место... Пошли со мной, — позвал он Савву.
Выйдя в пустую кухню, Андрей накинулся на друга:
— Ты что творишь, Савка?! Ты хочешь, чтобы они все завтра тебя в полицию сдали за богохульство? Ты же видишь: один слабо разбирается в Писании, а второй вообще бык деревенский без тормозов, даром что милюзга. Какого хрена было затевать эти заумства?
— Дык я что ли начал? — справедливо возмутился Савва. — Тимоха полез со своими вопросами, вот и пришлось объяснять.
— Что объяснять-то? Откуда вся эта хрень взялась? От профессора этого?
— Ну, Трофим Сергеевич мне давал книги, статьи. Если ты прочитаешь, тоже увидишь, что «Библия» во многом не права...
— Окрутил тебя всё-таки Нелюбов! — с отчаянием воскликнул Андрей. — Вот сука! Давно надо было на него заяву накатать. За пропаганду атеизма. А я дурак — поверил тебе!
— Никакой пропаганды не было, — отрезал Савва. — Он только давал мне книги и отвечал на мои вопросы. Инициатива была исключительно моя. Не обвиняй человека в том, чего он не делал. К тому же я атеистом не стал, как ты видишь. Я просто с иной стороны взглянул на христианское учение.
— И что теперь прикажешь с этим делать?
— А ничего. Между прочим, православие официально даже эволюцию не отвергает. Многие священники трактуют первые главы «Бытия», как правдивое описание эволюционных процессов. Так что ничто не мешает мне быть верующим и одновременно эволюционистом.
— Ты уверен, что православие допускает такой подход? — усомнился Коржаков.
— Я говорил об этом с отцом Димитрием.
— Н-да, — потирая подбородок, хмыкнул Андрей. — Ладно, пойдём отсюда. Я сейчас только за одеждой схожу. Меня на Новый год в клуб приглашали. Пойдёшь со мной?
— Нет уж, хватит с меня веселья. Домой поеду.
— Ну, смотри...
— Кстати, твоё предложение о совместном патрулировании ещё в силе?
— О как! — удивился Андрей. — С чего это вдруг?
— Да так, есть причина. Ну что?
— Конечно, всё в силе, Савка! — обрадовался Коржаков. — Вот стану в феврале полноценным дружинником, возьму тебя курсантом. Ну, я за вещами...
— Постой. А Катя с нами не поедет? Она ж вроде девушка твоя.
— Да какая там девушка! Так, пригласил за компанию. Но я спрошу у неё.
Савва остался на кухне один. Продолжала греметь музыка, иногда откуда-то доносился хохот.
— Да, — вздохнул Васильев. — Криво как-то год начинается.