Первая неделя учёбы прошла спокойно. А вот вторую лекцию по «Основам современной биологии» невысокий седовласый профессор Трофим Сергеевич Нелюбов неожиданно начал со слов:
— Господа студенты, сегодня я расскажу вам о Дарвине, его путешествии на «Бигле» и о рождении теории происхождения видов.
При этих словах у Саввы всё внутри сжалось в крепкий комок: наконец-то у него появилась возможность услышать то, чего жаждал уже давно и нестерпимо. Все полчаса он внимал красочной речи преподавателя как завороженный, словно в реальности ощущая на лице солёные морские брызги и хлёсткие удары ветра побережья Фолклендских островов. Ему явственно представлялись туземцы Огненной земли в меховых накидках, стреляющие из лука в гуанако, скелеты вымерших ленивцев, бережно извлекаемые Дарвином из земли, галапагосские вьюрки с разнообразной формы клювами, порхающие среди тропических деревьев.
После перемены речь пошла о выводах, сделанных исследователем, и о самой теории. Ближе к концу лекции Савва заметил, что сидевший рядом Андрей начал беспокойно ёрзать. Не прошло и пары минут, как Коржаков не выдержал и крикнул:
— Трофим Сергеевич, а почему Вы не говорите, что теория в корне ошибочна?
Профессор перевёл взгляд на Андрея:
— А зачем, молодой человек? Вы, как видно, и без меня это знаете, не так ли?.. А теперь, господа студенты, — продолжил Нелюбов, — если больше нет вопросов, предлагаю всем заинтересовавшимся подойти ко мне и получить на свои электронные устройства файл книги Чарльза Дарвина «Происхождение видов».
— Во даёт! — вырвалось у Андрея, но, к счастью, не так громко, чтобы услышал лектор.
— А я возьму, — сказал Савва.
— Зачем тебе эта мура?!
— Врага надо знать в лицо, так ведь?
Коржаков не нашёл, что ответить, а Васильев направился вниз к демонстрационному экрану, где уже рядом с профессором стоял Данила.
Так Савва впервые открыл запретную книгу. Каждый день после занятий он, не дожидаясь Андрея, спешил домой и принимался за чтение. Постепенно Савва узнавал новый для себя мир: мир фактов, научного анализа и логических умозаключений. Прежде не до конца ясные понятия изменчивости, естественного отбора и борьбы за существование обрели теперь объём и глубину. Дарвин последовательно и невероятно обоснованно подводил к мысли, что эволюция — это единственно верное объяснение процессам, приведшим к разнообразию видов живых существ. Он показывал, что индивидуальная изменчивость — основа эволюции, а борьба за существование — неизбежна и не прекращается ни на минуту. Ведь в каждом поколении животных выживают те, кто наилучшим образом приспособлен к условиям, в которых им предстоит существовать. Однако и эти условия непостоянны. Они меняются, а преимущество в борьбе за жизнь получают особи с высокой изменчивостью, т.е. способные приспособиться ко всему спектру изменений среды обитания. Так происходит естественный отбор.
Недели хватило Савве для того, чтобы прочесть книгу полностью. И не только прочесть, а осмыслить и сравнить с тем, что рассказывали в школе. Так у него возникло несколько вопросов, с которыми Васильев и подошёл к Трофиму Сергеевичу после следующей лекции. Договорились встретиться на кафедре профессора после занятий.
— Ну, господин Васильев, — начал Нелюбов, садясь за парту рядом со своим студентом, — о чём вы хотели поговорить со мной?
Собеседники находились в пустой семинарской аудитории, куда профессор привёл Савву подальше от чужих ушей.
— О вашей книге... Ну, то есть не о вашей, а о дарвиновской. О «Происхождении видов».
— Вы прочитали её?
— Да.
— И что думаете по этому поводу?
— Мне трудно это выразить, Трофим Сергеевич. Я... в некоторой растерянности.
— Ну? Не стесняйтесь.
— Об изменчивости и естественном отборе я, в общем-то, всё понял. Но это же говорилось о каких-то предковых формах. А как сейчас? Сотни лет лисы оставались лисами, медведи — медведями, а зайцы — зайцами. Мы не видим изменений. Не видим эволюции. Она остановилась или, может быть, её нет совсем, и Дарвин всё придумал?
— Видите ли, Савва. На примере высших форм жизни трудно наблюдать эволюцию воочию, поскольку у них смена поколений требует длительного времени. Однако мы можем в полной мере изучить эволюционные процессы на примере микроорганизмов, бактерий. Ведь они размножаются очень быстро: некоторые виды — каждые пятнадцать минут. Вот возьмём такой случай. Если мы будем какое-то время постоянно воздействовать на культуру микроорганизмов определённым ядом, то весьма скоро можем получить новую культуру, устойчивую к этому яду. И всё потому, что имел место естественный отбор: менее устойчивые клетки погибли, а более устойчивые выжили и оставили потомство. В строении микроорганизмов произошли определённые изменения, например, клеточная стенка перестала быть проницаемой для молекул яда, отчего он не смог проникнуть внутрь клетки и убить её. Вот вам и изменчивость. Причём заметьте, что подобное вполне можно наблюдать и у многоклеточных организмов, однако для этого понадобится не один год.
— То есть, получается, изменяются все виды, но медленно, так, что мы не замечаем за свою жизнь этих изменений? Если рассуждать по аналогии с воздействием яда на бактерий, то, например, лисы постоянно совершенствуют механизмы ловли зайцев, а зайцы, в свою очередь, механизмы спасения от лис. И выживают лучшие. То есть, лучшие лисы и лучшие зайцы. Но как соблюдается такой баланс, почему лисы не уничтожат всех зайцев до того, как эти зайцы изменятся?
— Природа не может такого допустить, Савва. Реакция происходит мгновенно. В биологическом смысле, разумеется. И применительно к каждому конкретному случаю. Лисы просто не успевают съесть всех зайцев, как появляются те, кого они поймать не могут, и размножаются. А когда их становится много, реагируют уже лисы, потому что им не хватает еды — неизменившихся-то зайцев успели поесть. Это всё, конечно, утрировано и схематично, однако в природе всё именно так и происходит. Вы, господин Васильев, читали «Алису в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла?
Савва кивнул.
— Так вот, то, о чём мы сейчас говорим, называется «принципом Чёрной Королевы» и гласит буквально следующее: «В этом мире нужно бежать изо всех сил только для того, чтобы остаться на месте». Это есть суть борьбы за существование. Чтобы остаться в живых и размножиться, вид должен непрестанно «бежать», то есть изменяться. Приспосабливаться к меняющемуся климату, совершенствовать способы борьбы с паразитами. А те в ответ будут меняться таким образом, чтобы подольше прожить в хозяине. Вечная борьба изменений. Как говорил древнегреческий философ Гераклит, всё течёт, всё изменяется.
— А человек? Он тоже изменяется?
— Естественно.
— А обезьяны? Тоже? Почему же они тогда не превращаются в людей?
— А как вы думаете, Савва, могут ли два писателя независимо друг от друга написать абсолютно одинаковые книги? Слово в слово? Нет? А если они, к тому же живут в разных эпохах, если их разделяют тысячи лет?
— Я думаю, это невозможно, — уверенно ответил Васильев.
— Так и один и тот же вид не может независимо возникнуть дважды. Современные обезьяны — такие же потомки того древнего примата, нашего предка, что и мы с вами. Те условия, в которых наши эволюционные ветви разошлись, уже давно в прошлом. Даже если вдруг когда-нибудь возникнут новые подходящие условия, позволяющие потомкам какого-либо вида развиться в существ, не менее разумных, чем мы, они будут во многом не похожи на нас. Человек не есть венец эволюции, как многие того хотели бы. Наша цивилизация существует относительно недолго, и кто знает, что придёт ей на смену? Но то, что эта смена произойдёт, я глубоко убеждён.
— А знаете, Трофим Сергеевич, в школе нам говорили, что Дарвин сам был христианином и хоть и отступил от веры ненадолго, но перед смертью признал свою ошибку и отрёкся от теории. Это правда?
— Да, Савва, — признался профессор, — Дарвин был христианином. Однако, обосновав свою теорию, он перестал им быть. Хотя и не только поэтому. Тут ещё смерть его дочери повлияла, другие факторы... Но не будем о частностях. Главное, что он никогда не отрекался от теории. Всё, что вам говорили в школе — вымысел. И распространила этот вымысел некая леди Хоуп — британская проповедница. Она утверждала, что посетила умирающего учёного, и он при ней отрёкся от теории и принял Христа. Однако все последние дни с Дарвином пробыла его дочь, Генриетта, которая подтвердила, что Хоуп ни разу не приезжала к отцу, и что тот едва ли вообще когда-либо с ней встречался. А тем более не отрекался от своей теории, что стоила ему стольких сил, моральных и физических. Это всё зафиксировано в воспоминаниях современников, во многих книгах. Если будете иметь такое желание, я могу дать вам что-нибудь почитать. А ещё посоветовал бы вторую работу Дарвина — «Происхождение человека». Вам будет полезно.
— Спасибо, Трофим Сергеевич, — Савва чуть помедлил: — Скажите, вот Дарвин был первым, кто заметил возможность эволюции, а были ли другие учёные после него? Те, кто продолжал изучение и сбор доказательств. Или все остальные книги по эволюции, что читают атеисты, лишь толкования учения Дарвина?
— Молодой человек, — взмахнул руками профессор, — да вы, оказывается, не имеете ни малейшего представления, что читают и что думают люди, не верующие в бога! За время, прошедшее после выхода книги Дарвина, было проведено невероятное количество исследований. Вы знаете, Савва, что за наука — генетика?
— Немного, — замялся Васильев, опустив глаза. — В школе говорили, что в каждой клетке есть гены, по которым строятся белки, составляющие наше тело. Генетика изучает эти гены, чтобы понять, как формируются живые объекты.
— Мне всё с вами ясно, — хлопнул по столу Трофим Сергеевич. — Обязательно заходите ко мне на следующей неделе — я принесу вам несколько книг из своей библиотеки. Заметьте, бумажных, так что захватите крепкую сумку.
У входа в университет Савва столкнулся с Андреем.
— Савка, я тут тебя жду, — объяснил Коржаков. — Давно домой вместе не ездили. Ты освободился?
— Ага. Пойдём.
Друзья направились к остановке.
— Когда тебе папашка машину-то выделит?- спросил Андрей. — Возил бы меня в универ и обратно.
— Я пока особо и не стремлюсь. В принципе, доверенность он может хоть сейчас сделать. Только что-то рулить в пробках не тянет.
— Ну, ты уж как-нибудь решай побыстрей: я ведь тож страдаю! Девчонок на курсе полно, а мы без машины! Сейчас бы сели, в кафешку какую сгоняли, вот жизнь!
— Ладно, Андрюх, я подумаю, как тебя осчастливить, — подмигнул Савва. — Во — наш едет.
Друзья влезли в троллейбус и уселись на заднее кресло.
— Ну что, прочитал «библию» атеистов? — усмехнулся Андрей.
— Дарвина что ли? Прочитал.
— Ну и как?
— Да никак пока. Вроде всё логично: ископаемые там, птички, борьба за существование. Но ведь наша «Библия» совсем другое говорит.
— Вот-вот. А её не какой-то там Дарвин написал. Сам бог диктовал. Разве можно не верить богу?
— Но ведь и у Дарвина целая система выстроена. Всё одно к одному.
— И что? — хмыкнул Коржаков. — Я тебе таких систем навыдумываю! Хотя их и так в мире полно: ислам, буддизм, язычества всякие. Чёрт ногу сломит! И всё мимо цели. Ты же веруешь в бога, в Христа?
— Конечно.
— Ну вот. Чего ж тебе ещё надо-то?! «Люби господа своего, как самого себя», помнишь? Любишь — значит, и верить должен безоговорочно. Так?
— Так.
— Вот и весь сказ. Что там ещё Нелюбов тебе наплёл?
— Ну, во-первых, что Дарвин не отрекался от теории перед смертью.
— Это с чего он взял?!
— Так утверждала дочь Дарвина.
— Ха! Такая же атеистка! А ты поверил? Знаешь же — нельзя верить атеистам. Они соврут и глазом не моргнут. Это же кривые души, совершенно безнравственные люди.
— Не думаю, чтобы Нелюбов был таким уж безнравственным, — покачал головой Васильев.
— О-ой! — скривил губы Коржаков. — Ты его давно знаешь-то? Без году неделю! Он же окучивает тебя, неужели не понятно? Переманивает в свою секту. А ты уже и готов, нашёл профессор дурака!
— Похоже, — согласился Савва. — Он мне ещё обещал на следующей неделе принести книги по эволюционной генетике.
— Генетике? Это клеточки-белóчки? Ну-ну. Забивай себе голову мурой. Смотри только не увлекайся слишком, — Андрей легонько толкнул друга кулаком в плечо, — а то потом доставать тебя оттуда не буду.
— О чём речь, Андрюх! У меня пока голова на плечах имеется.
— Знаешь что, в воскресенье с тобой на литургию пойдём: помолимся, причастимся. Изгонишь из себя мысли атеистические.
— Давай. А то уже неделю в церкви не был.
Друзья ненадолго замолчали.
— Профессору твоему ещё повезло, что он уже давно профессор, — глядя в окно, заметил Андрей. — Вот двоюродный брат одногруппника моего, Лёхи Попова, стал атеистом в университете, а теперь работает рядовым инженером. И никогда ему не стать даже руководителем группы. Подумай над этим на досуге.
— Я уже об этом думаю.